Мелиан. Охота Дикой Кошки
Шрифт:
наёмник предупреждающе поднял ладонь и опустил факел. Темнота скрыла его лицо, однако я
вдруг кожей почувствовала волну удивления, хлынувшую с его стороны.
– Да ладно, - пробормотал он.
– Быть того не может.
И, понизив голос, спросил:
– Ты тоже это слышишь?
Я напрягла слух и различила далекие голоса, не то перекликивающиеся, не то тянущие заунывную,
как степной ветер, мелодию.
– Шар'ракх, - выругался Коннар со смесью удивления и
– Похоже, твои хилые боги
услышали тебя и подкинули эту встречу!
Я не стала ничего отвечать, ограничившись слабым кивком. Все мысли и чувства ярко вспыхнули
внутри и сосредоточились в одной-единственной точке – монастыре, который, наконец, обрёл
реальные очертания. Впрочем, северянин истолковал мою молчаливость по-своему.
– Привыкаешь к роли?
– деловито осведомился он.
– Ну и правильно, а то развяжешь язык в самый
неподходящий момент. Объясняйся потом, почему у моего "брата" голос прорезался, да не какой-
нибудь, а бабский!
Я криво усмехнулась. Запас сил на то, чтобы злиться, иссяк.
– Уверена, это всегда можно объяснить чудом Лиара. Думаю, у него, как у всех богов, своеобразное
чувство юмора.
***
Отрезок времени между тем, как мы увидели мелькающие далеко впереди огни, и тем, когда
добрались до них, показался вечностью. В голову безостановочно лезла всякая чепуха: каждый шаг
то приближал цель, то словно отбрасывал на несколько шагов назад. Отблески пламени вдруг
стали призрачными, как мираж в пустыне, а дракониды то и дело начинали дышать тяжело, с
присвистом, грозя свалиться замертво. Когда мы достигли цели, меня колотило так, что я при всем
желании не могла пошевелить языком.
Факелы, послужившие нам ориентиром, были воткнуты в землю у дороги в виде большого
полумесяца. В их дрожащем свете кружились фигуры, облачённые в темные хитоли. Не замечая
нас, они тянули какую-то заунывную мелодию, состоящую только из одного звука "о", и передавали
друг другу большой шар, испускающий золотисто-молочное сияние. Отсветы выхватывали из
темноты потрепанные края капюшонов незнакомцев, надежно укрывающие лица.
Коннар фыркнул.
– Мы даже на похоронах такую тягомотину не пели, - едко заметил он.
– Под неё только и хочется,
что в костёр прыгнуть!
Я хихикнула про себя, мигом поверив северянину. Не так давно он рассказал, что, когда на его
родине умирал кто-то из мужчин-воинов, соплеменники либо сжигали его со всей воинской
амуницией в погребальном пламени, либо отправляли по реке в ладье, усыпав листьями тиса. Все
это происходило под аккомпанемент
225
Мелиан. Охота Дикой Кошки.
верят, что за смертной чертой воина ждали вечные радости жизни: славные битвы рука об руку с
легендарными героями прошлого, хмельные пиры в чертогах Амальганны и рощи, полные
девственниц и умерших возлюбленных.
Сомнительные радости, как по мне.
На вопрос о загробных перспективах женщин наёмник расплывчато намекнул, что их тоже ждёт
счастливое послесмертие: самые везучие удостоятся почётной роли служанки за пиршественным
столом или наложницы в тех самых рощах. О том, что случится с менее удачливыми, северянин
предпочел умолчать. После моего насмешливого замечания, что уж куда-куда, а на его родину или
в Амальганну мне попасть совсем не хочется, Коннар заметно помрачнел.
Рисунок танца сменился, и песня утихла. Фигуры в хитолях выстроились в два ряда, встав лицом
друг другу. Мне, наконец, удалось их сосчитать.
Всего на поляне оказалось тринадцать человек: по шесть с каждой стороны и один во главе, лицом
к дороге. Они протянули друг к другу руки с вывернутыми к небу ладонями и, воздев головы,
затянули ещё более тоскливую песню. На сей раз, она заключалась в монотонном чередовании
звуков "а" и "э" и напоминала заунывный плач недавно родившихся детей.
– Интересно, надолго ли они тут собрались?
– проворчал Коннар.
– С них станется проторчать тут
всю ночь, так нас и не заметив.
И невольно сглазил.
Светящийся шар вновь возник на сцене. Он появился в руках фигуры, что стояла особняком, не
позволив даже понять, откуда. Незнакомец принялся плавно описывать круг шаром, двигая его
посолонь. В какой-то момент шар дрогнул и чуть не упал на землю, а раструб капюшона обратился
в нашу сторону. Остальные даже не повернули голов, из чего я сделала вывод, что они либо
слишком погружены в свои рулады, либо стоят с закрытыми глазами.
Нас наконец-то заметили.
Несмотря на явное замешательство, глава не прервал странного танца. С грехом пополам покончив
с кругом, он вытянул руки прямо перед собой и медленно двинулся вперёд, сквозь частокол рук
товарищей, прорезая их, как костяной плавник речного трирама(184) - лёд по весне. В конце пути
он вручил свою ношу ближайшему товарищу и прибавил шаг, путаясь в широкой хитоли и
сбрасывая с головы капюшон.