Мельин и другие места
Шрифт:
Взгляды двоих столкнулись. Стояли по колено в грязи, но это не стоит внимания. Оценивали друг друга.
В небе громыхнуло. Раскат, достигший рубежа в середине, а затем сошедший на нет — проворно взмыл по небесной лестнице, и медленно, с достоинством сошёл. И вновь пошёл дождь, грязные капли стекали по бледным лицам.
…Парень ощутил, как по телу растекся жар, жилы пронзило болью, но он не обращал внимания. Победа будет за мной. Я не знаю, кто ты, неведомый противник, но ты встал между мной и Девушкой. Извини, но ты умрёшь. А ты, Спаситель… Ты не прав.
Из
…Келлос сжал кулаки. Знал, сейчас прочнее стали, сила наполняла тело, с улыбкой вспоминалось, как запыхался от бега.
В десяти шагах тварь. Покрытая чешуёй, на месте рук — костяные ножи. Меня ждёт месть, но вначале прекращу существование этого чудовища. Спасибо, Спаситель, я с радостью исполню твою миссию, эта тварь не достойна жизни. Молва говорила правду — в башне Кутула рождаются страшные существа.
Побежал…
МЕССИИ ВСТРЕТИЛИСЬ. ИХ ПУТИ СОШЛИСЬ, И ПУСТЬ ГРЯНЕТ БОЙ, КОТОРЫЙ РЕШИТ ВСЁ.
И будь здесь кто-то из Молодых Богов, ныне — Падших, или названных Новых Богов, Дальних, прислужников Хаоса, Созидателей Пути, или Тот, Кто Назвался Кицумом, они бы услышали последнюю фразу.
КАК ЖЕ Я ЛЮБЛЮ ЭТИ ДВА СЛОВА, РАЗРУШАЮЩИЕ МИРЫ, — МЕСТЬ И ЛЮБОВЬ.
Елена Балова
ПУТЬ КОЛЬЦЕНОСЦЕВ
Великие битвы забвению преданы -
Восславили выживших, погибших оплакали…
А с нами остались — отчаянье, ненависть,
Да кровь, освятившая черные флаги.
И ждут впереди боль и ненависть прежние,
И горечь бессилия в израненной памяти…
И выдержать это дает лишь надежда -
Ведь те, кто ушли, иногда возвращаются.
Ночь — время малоприятное для странника, застигнутого ею в пути. Ночь на юге Лихолесья — неприятна вдвойне. Под сплетенные ветви деревьев и дневной-то свет почти не проникает — здесь всегда темно. Здесь не перекликаются птицы, этих мест избегают люди… Ни шороха, ни движения — лишь пляшут вокруг неяркие болотные огни.
Эта ночь отличалась от всех остальных — покой ее был нарушен. По неприметным лесным тропам медленно ехал всадник на вороном коне. Иногда он останавливался, будто прислушиваясь к чему-то, но потом вновь трогался с места, двигаясь к намеченной цели…
Никто не знал, куда, зачем и надолго ли он уезжал — ему это было только на руку. Вождь никогда не говорит, куда он уезжает и когда вернется…Он усмехнулся. Главное — чтобы его люди верили: в нужную минуту он окажется рядом. Они верили. А значит, беспокоиться не о чем.
Он снова уехал — один. Никто не осмелился спрашивать Вождя, куда он направляется. А дорога его лежала в Рованион. На юг Великого Леса.
Дор огой, пробираясь незаметными тропами к Колдовскому Холму, он не чувствовал ничего. Но здесь была жива Память. Память боли и неистовой ненависти — он почти физически ощущал ее. Неясные звуки раздавались вокруг — ему казалось, тихие голоса настойчиво шепчут что-то, не теряя
Он узнавал это место, хотя никогда прежде не бывал здесь. Не раз ему снились древние руины на высоком каменистом холме, возвышающемся среди болот… и он сам. Иногда он был один — стоял, прислонившись плечом к полуразрушенной стене, и смотрел вниз, туда, где на болота медленно опускался туман. Иногда — сидел у костра и вроде бы говорил с кем-то, — но с кем и о чем?.. В памяти оставались только смутные образы — и странные слова:
Дол-Гулдур. Воплощение свободы.
Крепость Черного Колдовства. Руины на высоком холме. Воплощение свободы?..
Он почувствовал неожиданное разочарование. Словно и вправду поверил на мгновение, что его глазам откроется — Цитадель…
Верно, сны могут иногда являть человеку будущее…
…Черные остроконечные шпили башен врезались в затянутое облаками свинцово-серое небо. Высокие стены, сложенные из темного камня, тяжелые ворота… Крепость, угадать возраст которой не было возможности, — словно вечно возвышалась она на студеном холме и простоит еще столько же, — со всех сторон окружал мрачный лес. Ветви деревьев переплелись в причудливый узор…
Это может оказаться… интересным…
Человек, стоящий у ворот, медленно закрыл глаза. Сейчас лицо его казалось совершенно спокойным.
А Владычица Галадриэль сама обрушила стены Черной Крепости… — вдруг вспомнил он.
«Почему стены и башни Дол-Гулдура, которые кажутся нерушимей прежнего, снова возвышаются на Колдовском Холме? Тьму нельзя истребить. Это не под силу ни одному народу Средиземья. Наверное, это могли сделать только хранители Арды… и ее создатель. Но они никогда не предпринимали по своей воле попыток истребить корень всех бед Эндорэ. И вместе с тем — не давали людям возможности идти своей дорогой!»
Знакомая ожесточенность обожгла душу.
«Смерть — проклятье рода человеческого… А для кого-то она — избавление. Так считают Перворожденные — избавление от тяжких оков Арды!»
Я помню… — внезапно услышал он холодный бесстрастный голос.
Смерть — проклятье рода человеческого, говоришь ты?..
«Я помню?..»
Он непроизвольно оглянулся. Конечно, он был один. В тишине. Перед воротами Черной Крепости.
Но — услышал снова. Теперь это был странный диалог:
— Говорят, что людей ждет своя, никому не известная участь за Чертой, и смерть — это не проклятье, а Дар…
— Нет… не может быть! Если бы это было так…
— Если бы это было так?..
— Люди… Смертные… они не боялись бы умирать! А ведь даже самых смелых охватывает страх перед гибелью… Какой же это Дар?
— Кто знает…
И, после недолгой паузы: