Мельин и другие места
Шрифт:
— Что это?
— Ты вспоминаешь…
Что он должен вспомнить? С ним никогда такого не происходило…
— Ты объединяешь кольца Улаири. Они хранят память.
— Таких видений не было раньше. И потом, Кольца должны хранить не только память, но и Силу…
— Они хранят и ее, пусть и не изначальную. Их сила… не утеряна, — она преображена пламенем Роковой Горы. Ты уже чувствуешь это. Кольцо помогает тебе объединять людей и Нелюдь… Но будь осторожен, прибегая к его силе! Да, ты можешь стать и бессмертным… — собеседник на мгновение замолк, — и неуязвимым для простого оружия. Когда кольцо замкнется…
—
— Разве не этого ты желал всегда?
— Бессмертия? — собственный голос показался ему чужим и незнакомым. — Но я слышал… Говорят, что людей ждет своя, никому не известная участь за Гранью Мира… и смерть — это не проклятье, а дар…
— Что может ждать смертных за Гранью Мира? — похоже было, что за усмешкой неизвестного скрывается тяжелая усталость. — Не Свет, не Тьма… там — лишь пустота… Какой же это дар… Рано или поздно все убеждаются: смерть — не что иное, как проклятье…
За Гранью — лишь пустота?.. А в мире… Ты всегда желал бессмертия — вот оно. И впереди у тебя будет — вечность. Воистину — Дар… Прими его!
— Чего я должен опасаться? И что необходимо для того, чтобы, объединив все Кольца… принять Силу?
— Человеческое начало, — Олмер мог бы поклясться, в негромком голосе проскользнула легкая усмешка. — Это все, что требуется… Ты сможешь принять Силу. Но должен остерегаться — потеря контроля над ней будет равносильна для тебя… нет, не смерти — тому, что многократно хуже смерти. Непередаваемое чувство… смешение опустошенности, боли и ненависти… для него нет названия ни в одном из существующих в мире языков. Ни смертным, ни бессмертным не было о нем ведомо — те же, кто испытывал такое, понимали друг друга и без слов…
Олмер промолчал.
— Что же до видений… Уже сейчас ты можешь увидеть то, что происходило раньше…
Вспомнить?..
— …Но можешь — и то, что еще свершится…
— Я должен узнать, что меня ждет. А для этого — познать и то, о чем говорил ты.
— Ты уверен? Это… тяжело. Очень тяжело.
— Мне надо знать, чего остерегаться, верно?
— Ты не зря оказался здесь сегодня… — после недолгой паузы произнес… Хранитель? как иначе назвать этого человека — нечеловека после его слов: «Мы храним память»? — Ты узнаешь… Это твой выбор.
Выбор? Он не отводил взгляда от яркого пламени. Пусть так. Кольцо на левой руке отчего-то становилось теплым — раньше он не замечал такого. Как-то незаметно, неожиданно и мягко сгустилась вокруг тьма, и вновь ударил в лицо внезапно налетевший ветер.
Память?..
Было плохо. По-настоящему плохо.
В такие минуты он старался не показываться своим. Не хотел, чтобы видели, как он — первый из них — теряет контроль над собой, хотя и знал — этовремя от времени просыпается в каждом из Девятерых. Но для него это было особенно мучительно. Может быть, потому, что он знал — так будет всегда. Плата за старшинство. Наверное, еще и потому, что ему было больно осознавать — сейчас его облик как раз соответствует представлению, сложившемуся об Улаири у смертных…
Воплощенная Смерть. Ужас. Зло. В чистом виде.
Ненависть
Он знал — остальные рядом. И все понимают. Но помочь не смогут ничем. Каждый должен вынести это сам.
Он упал на колени, до боли стиснув руки.
Страшный крик разорвал тяжелую, давящую тишину…
…Тьма следовала за ними, и крик их был голосом Смерти [2] , вспомнил Олмер. Только что он был… самим собой — и одновременно еще кем-то, готовым тысячу раз умирать, чтобы снова возрождаться, не раз испытавшим безумие, в которое на доли мгновений оказалось погруженным и его сознание… Но ощущение от только что пережитого стремительно меркло, забывалось — и через несколько мгновений ему в голову пришла странная мысль. Подсказанная уже не сознанием, но холодным разумом.
2
Дж. Р.Р.Толкиен «Сильмариллион».
И этого надо опасаться? Более чем неприятно, конечно… но выдержать можно. Ты уже убедился — выдержать можно…
Да. Конечно. Можно — в течение нескольких мгновений.
А если это будет длиться долго?
А если — всю жизнь?
Гораздо дольше жизни,напомнил негромкий холодный голос, — Хранитель?..Но он уже не мог задумываться над этим. Снова наплывала темнота, — наплывала все быстрее…
Быстрее, еще быстрее…Стремительный полет сквозь ночь — чудная была ночь, теплая и звездная… Что могла она значить для рожденного болью человеческой памяти и неистовой яростью Улаири?..
Полет в свободном черном небе, во многих местах разорванном колючими лучиками звезд… Мгновенные вспышки неслись ему навстречу — одни оставались позади, впереди тотчас появлялись другие… И это было — радостью. И становилось жаль людей, которым никогда не понять, как это хорошо — вот так раствориться в полете, забыв на время обо всем, Светлом, Темном, почувствовать себя — частицей Великой Тьмы…
Никто не видел этого. Полет его остался незримым для смертных и бессмертных. Видели его только серебряные звезды, рассыпавшие на пути свои тонкие лучи, переливающиеся перед ним дрожащим блеском…
Видели его только звезды. А звезды — не выдадут.
В этот миг он не думал о врагах…
…Темноту перед ним разорвала слепящая вспышка. Она хлестнула, обожгла болью, — на миг уничтожила волю, силу, лишила способности видеть, слышать, чувствовать…
Привычная реакция на опасность становится для человека неотъемлемой чертой жизни — не исчезает она, как оказалось, и в не-смерти. Он вскинул левую руку к лицу, пытаясь прикрыться от губительных, возможно, смертельных для него — он чувствовал это — беспощадных лучей, и одновременно — срывая с нее латную перчатку, складывая пальцы в отвращающем жесте с таящейся в нем скрытой угрозой…