Мелочи жизни
Шрифт:
— Ладно, — отмахнулся Сергей, — сама хороша. Нашла когда пылесосить.
— Ваша правда, дяденька, виновата... — понуро согласилась Юлька.
— Ты не знаешь, что с ней?
— Понятия не имею. Для климакса вроде рановато. Ой, а может, просто...
— Да ну тебя!
— Кстати, ты картошку так и не купил? — идя по маминым стопам, строго спросила Юля.
— Ой! Забыл совсем!
— То-то и оно. Беги скорее, а то четвертуют. Причем в лучшем случае!
— Спасибо. Сейчас я тут... — Сергей начал было
— С ума сошел?
— Почему? Она цветы любит...
— А потому что: и так еле-еле концы с концами сводим, а ты еще тут деньгами швыряешься! Миллионер безработный! Ты хоть копейку в дом принес?! — явно пародируя мать, недовольно проговорила Юля.
— Все понял. Можешь не продолжать.
Игорь Андреевич Шведов водил пером по бумаге. На первый взгляд можно было подумать, что большой художник работает над очередным костюмом. На второй, брошенный изза спины великого мастера, можно было увидеть, что перо штрихует портрет, только что созданный, не слишком похожий на оригинал, но очень грустный.
На портрете была изображена Маша.
Загудел селектор. Шведов не ответил. Отложив лист бумаги, он не торопясь закурил, снова взял в руки портрет, потом вдруг резко разорвал его на четыре части и отправил в корзину. Подумав мгновенье, он наконец нажал кнопку селектора.
— Регина, я же просил меня не беспокоить!
— Игорь Андреич, я... Там...
— Ну в чем дело опять? — все больше раздражаясь, спросил модельер. — Я же, кажется, сказал?!
— Игорь Андреич, я очень извиняюсь, но... •— Извините!
— Что?
— По-русски правильно «извините». А «извиняюсь» говорят полуграмотные продавщицы в булочных. Но не в салоне Игоря Шведова. Это понятно?!
— Я извиняюсь... Ой... То есть...
— Ну хорошо, в чем дело?
— Игорь Андреич... — Регина сделала многозначительную паузу. — Звонила Ползунова...
— Так, и что?
— Я сказала, что пока вас нет, но...
— Ну что «но»? Что?
— Она... В общем, она скоро... приедет...
— Ну и замечательно. Надеюсь, у вас найдется о чем поговорить!
— Игорь Андреич, но... Я так думаю, что из нас двоих ей приятнее говорить с вами.
— Что?!!
— Просто я думала, что приватизация нашего здания... Что ее отец, мягко говоря, не последний человек в нашем обновленном государстве...
— Солнышко, все, что я хотел тебе сказать, я сказал! — Шведов отключил селектор.
Маша понимала, что это уже перебор, но остановиться не могла, всю боль, накопившуюся за последние месяцы, всю досаду от неустроенности жизни, от непокоя в собственной душе она выливала на мужа.
— Где ты пропадаешь?! — кричала она на Сергея так, что даже видавшая виды Юля удивленно вздрагивала. — Что, в
— Ничего не происходит. За картошкой ходил, — слабо сопротивлялся Сергей.
— А я тебя просила? Вовремя сходить не мог, теперь оставил мне весь этот разор и смылся?!.. — Маша кричала так, что даже звонок в дверь не услышала.
Не заглянув на кухню, где проходило выяснение отношений, Юля открыла. На пороге стояла Катя.
— Привет! Как дела, нормально? Отец дома? — раздеваясь спросила она.
— Угу... — кивнула Юля на кухню, где как раз зазвучал голос Сергея.
— Что ты ко мне привязалась?! — кричал он.
— Я привязалась?! Ты посмотри, что ты купил! Это картошка?! Ты это называешь картошкой?! Да это же горох в шкурке! — не унималась Маша.
— Горох?.. — мрачно переспросил Сергей.
— Горох. Обычный суповой горох.
— Хватит, в конце концов!
— И ничего не хватит! Если бы ты сам картошку чистил, меньше чем с кулак бы не покупал!
— Не обращай внимания, — провожая Катю в комнату, прокомментировала Юля. — Это все из-за щеточки.
— Какой еще щеточки? — не поняла Катя.
— Да обычной, маленькой такой. Третий день, как потерялась.
— Ну и что?
— Как — что? Ну ты не врубаешься?! Мать же без этого уснуть не может.
— Без чего?
— Неужели ты не знаешь? Она каждый вечер делает ванночку для ног, а потом ей отец этой щеточкой чешет пятки. Нет, серьезно! Она же весь день на ногах, все уроки дает стоя. А когда щеточкой, ноги отдыхают и нервы очень успокаиваются, — с упоением валяла дурака Юля.
— Кончай врать.
— Не хочешь — не верь. Между прочим, когда отец в командировки ездил, я ей чесала. Главное, здесь нельзя ни одного вечера пропустить. Всего два дня, как щеточка потерялась, — и сама видишь, как она нервничает.
— Понятно, — саркастически отрезала наконец все понявшая Катя.
И тут же из кухни выскочила Маша.
— Катя! Ты уже?! Пойдем!
Катя делала Маше маникюр.
— Ой, все-таки как хорошо, что ты пришла, — с благодарностью вздыхала та. — Я бы одна тут — совсем извелась... Ты не представляешь себе...
— Ничего, ничего, Манюня... Сейчас маникюрчик сделаем, потом массажик. И будешь ты у меня как новенькая! — подбадривала Катя.
— А толку-то что...
— Ну ладно, ладно. Что ты как старушенция заладила! — упрекнула Катя.
— Тебе хорошо говорить. Ты женщина свободная, у тебя еще все впереди. А я себя, считай, уже похоронила... И, главное, еще этот телевизор! — досадливо проговорила Маша. — Надо же, именно сегодня...
— Какой телевизор?
— Ну интервью с ним... С Игорем... Прямо как будто сидит вот тут вот, в комнате, и с тобой разговаривает, улыбается. Я думала, я просто не выдержу. Как еще при Юльке не разрыдалась, не знаю.