Мемориал. Семейный портрет

Ишервуд Кристофер

–  А, это ты, моя радость? Входи, - кричал Морис с верхней ступеньки.

Он был очень элегантно одет и явно не забывал об этом ни на минуту. Эрика далеко не привел в восторг двубортный пиджачок, очень по моде куцый, остроносые туфли. Стаканчик-другой явно был уже опрокинут.

–  Сто лет не видались!

–  Со вчерашнего вечера, - Эрик улыбнулся.

–  А-а, мы, значит, видались вчера вечером? Ой, ну конечно! Вот идиот, да?

–  И какова же дальнейшая судьба указателя?

–

 В гостиной стоит. Но миссис Браун его не одобряет, правда, миссис Браун?
– потому что эта дама явилась в дверях с подносом.

–  Ну конечно, мистер Скривен. И я надеюсь, скоро вы уберете эту грязную гадость. Не то у меня будут неприятности.

–  Ах, миссис Браун, дорогуша, ну конечно, мы его уберем, раз вы, правда, уверены, что он вам не импонирует.

Эдвард Блейк был в гостиной, с женщиной. Эрик удивился, узнав художницу, которую раза два видел у тети Мэри на прошлых каникулах. Маргарет Ланвин. Тетя Мэри еще устроила выставку ее картин у себя в Галерее. Когда здоровались, она улыбнулась, как будто спрашивая: "Удивляетесь, наверно, причем тут я?" Эрик вспомнил, что она ему тогда понравилась.

–  Эдвард демонстрирует совершенно офигенный новый коктейль, - кричал Морис.
– Как он называется, а, Эдвард?

–  Поцелуй Сатаны, - сказал Эдвард Блейк. Поздоровался он ласково, хоть, как всегда, Эрик углядел

саркастичность в этой легкой ухмылке. Вид у него был скверный, еще хуже, чем раньше. Лицо серое, в каких-то разводах, будто его терли ластиком, резкие складки в углах рта. Большие бледные глаза насмешливы, так и горят. Пальцы в желтых никотиновых пятнах, тощие - одни кости. Перстень с печаткой, держась на честном слове, затрясся и звякнул, Эрик заметил, когда Эдвард поднял стакан.

–  Осталось там что-нибудь?
– спросил Морис.

–  Увы.

–  Ну тогда, будьте ангел, сотворите еще немножечко.

–  Мы, кажется, извели всю Angostura Bitters1.

–  И получится уже несколько иной поцелуй, - вставила Маргарет Ланвин.

–  Хоть и не бывает двух одинаковых поцелуев, - поддержал Эдвард Блейк.

Рот у него странно, нервно дернулся на сторону, и он заговорил - старательно, сосредоточенно выговаривая слова. Создавалось неожиданное впечатление будто бы иностранной речи.

Эрик пригубил коктейль - редкую пакость, кстати. Что-то, скорей похожее на микстуру от кашля. Но Морис объявил, что он еще прекрасней прежнего.

–  И как это только вам удается, Эдвард? Кудесник! Эдвард не отвечал. Улыбался.

–  Может, это прозвучит ужасно невоспитанно, Морис, - протянула Маргарет Ланвин, - но я просто умираю от голода. От всех этих прелестей на буфете у меня буквально слюнки текут.

–  Ничего, что все тут холодное?
– вскинулся Морис.

Но на самом деле он извинялся перед Эдвардом, не перед Маргарет.

За обедом Эдвард почти не притронулся к еде, хотя ни от чего не отказывался. Пил он много - сперва

местный эль, который Эрику показался немыслимо крепким; потом коньяк, который Морис подал с сигарами. Пил, пил и, кажется, поуспокоился. Руки уже не дрожали.

Морис ему расписывал, какой у Карри "санбим".

–  Господи, ну до того шикарная тачка! Знаете что, Эдвард, вам надо машину.

–  А зачем она нужна, машина?
– отозвался Эдвард.

–  Ну, чтобы ездить, главным образом. В сто раз дешевле обходится, если, естественно, хочешь куда-нибудь подальше податься.

–  Но я не хочу никуда ехать.

–  Морис, конечно, с удовольствием бы вас повозил, - Маргарет улыбалась.

Конечно, она вовсе не собиралась никого обижать, но Морис чуть ли не огрызнулся:

–  И какой же смысл, интересно.

Потом Эдвард показывал трюк - жонглировал ножом, двумя рюмками и апельсином. Трюк не слишком мудреный. Самое удивительное, что он у Эдварда еще получался. Очевидно - сплошная, голая сила воли. А Морис все повторял:

–  Эдвард, ну просто чудо, чудо!

1. Горькую настойку (лат.).

–  А такое не угодно ль попробовать?
– Эдвард взял нож. Он обращался исключительно к Морису. Крутанулся в кресле, оказался ко всем остальным спиной. Медленно разжимал, разжимал кулак - и вот нож как будто прилип к ладони.

–  Господи, да как же это такое?
– Морис вытаращил глаза.

–  А вот смотри еще раз.

Эдвард сидел, улыбался, держал нож на весу, с видом укротителя змей. И говорил таким тоном, будто они с Морисом совершенно одни в комнате. Эрик вдруг глянул на Маргарет Ланвин. Она улыбнулась в ответ.

–  Нет, понятия не имею. Умоляю, объясните, Эдвард.

–  Еще посмотри, повнимательней. Морис посмотрел повнимательней.

–  Ой, ну скажите!

–  А ты понимаешь, как это делается?
– Эдвард вдруг повернулся к Эрику.

Эрик сам почувствовал, как краснеет от злости.
– Да.

Взял нож, отражая взглядом насмешку Эдварда. Медленно, неловко, разжал ладонь.

–  Вот умница!
– вскрикнула Маргарет.

–  По-моему, теперь я раскусил, что к чему, - сказал Морис. Эдвард смолчал. Только улыбнулся, снова налил себе виски. Эрик еще больше покраснел. Долго молчали.

–  Мне, пожалуй… да, мне пора, - вдруг сказал Эрик решительно.

–  О, Эрик, - Морис вдруг огорчился, - рано тебе еще. Но Эрик уже вскочил на ноги. Маргарет Ланвин глянула на

свое запястье.

–  Где бы насчет поездов узнать?

–  В привратницкой, - сказал Морис.
– Я покажу.

Но ему явно не хотелось расставаться с Эдвардом Блейком.

–  Да, кстати, Эдвард, - сказал он.
– Может, пойдем посмотрим номер, который я для вас заказал? Вдруг не понравится.

Эрик даже сам удивился, когда вдруг сказал Маргарет: