Мемориал. Семейный портрет

Ишервуд Кристофер

–  Эй! Доброе утро!

–  Доброе утро, - ответил Томми, и Энн, из-за его плеча, спросила:

–  Хорошо спалось?

–  Невероятно!

Вдруг Эдвард развеселился. Громко, коротко хохотнул, охлопал себя по бокам, выкинул коленце на мокрой дороге.

–  Там, сзади, у вас народ совсем повымер, - он прибавил.

Они ютились на приставных стульчиках - в теплых пальто, свитерах, меховых шапках, обмотанные шерстяными шарфами, - такие ужасно жирные совы. Жорж недоступно ушел в себя - продолговатая глыба, зато бедный Эрл Гардинер вытянулся стоймя, всей своей позой свидетельствуя о том, как он натерпелся в дороге.

–  Как

ты там?
– забеспокоился Эдвард.

–  О, превосходно, - Эрл героически улыбался. Эдвард приложился губами куху Жоржа и вдруг завопил:

–  Sept heures moins un quart!

Жорж, не вздрогнув, проснулся, осенил его ослепительной улыбкой. Морис начал длинно, настырно жать на гудок.

–  Ворота!
– он вопил.
– Ворота!

И Эдвард их распахнул, и Морис въехал в парк, и Томми въехал за ним. Когда катили уже по аллее, проснулась Памела, повернулась на сиденье. Обнаружив рядом с собой Мэри, она страшно, кажется, удивилась. Распрямилась рывком, так, что сразу ясно стало, что это вчерашняя школьница, и в ее невинной головке теснятся, клубясь, похищения людей, торговля белыми рабами и прочая дребедень.

1. Крайняя северная точка Великобритании.

2. Без четверти семь (франц.).

Потом она проснулась окончательно и всех опознала с довольной усмешкой.

–  Я спала, наверно, - призналась она потрясенно.

А Мэри думала - какой же он узенький, оказывается, этот въезд, и весь парк стал как-то гораздо-гораздо меньше. Минуты не прошло, а уже они покатили вниз, к дому. Энн, рядом с Томми, не отрывала глаз от красной искры на задней фаре Мориса. Хлипкий откидной верх продувало насквозь. У нее затекла шея. Склоненный к рулю профиль Томми все четче вычерчивался на бледной полосе за окном. И - светало, с каждой минутой светало. Вдруг она прижалась щекой к его плечу.

–  Ты чего?
– но не повернул взгляда.

Потом- то сообразил и, не выпуская руля, свободной рукой обнял ее за плечо. Всегда он, наверно, так и будет жирафом, до которого все чуточку поздно доходит. Мой милый. Мое бесценное сокровище. Щекой ощущая шершавость твида, Энн тихо, сонно проговорила:

–  А роскошно идет, да?

–  Недурственно. А все новый бензин. И точка, от добра добра не ищут.

Голоса были так нежны, так полны любви, будто обсуждается новорожденный младенец. Джералд откинул Томми свой старый двухместник, когда сам обзавелся новеньким "бентли". И недели не прошло - эта катастрофа. Доктор сказал - если б выжил, остался б калекой. В мыслях не умещается - Джералд и вдруг калека. Ужас просто. Иногда его бычье здоровье раздражало прямо до ненависти. Был силен и глуп, как животное. И, как животное, мгновенно и глупо погиб, с трубкой во рту, выжимая по семьдесят миль. Невозможно, невозможно забыть, как Томми тогда прибежал в тот вечер прямо из больницы. Совершенно ошарашенный. Сто раз повторял в одних и тех же словах что случилось.

–  Понимаешь, Энн, - он поворял, повторял, - сперва я его даже не узнал. Ну, вот незнакомый кто-то, и все.

А у нее, сквозь весь ужас - странный, леденящий ужас, так тогда казалось, - немыслимая, новая радость билась в потемках сердца. Джералд это сделал ради меня. Наконец-то. И недели не прошло после похорон - сказала Томми, что любит.

Как странно: люди, может быть, скажут, да ведь и говорят, почти наверняка говорят, что вышла за него ради денег. Мы теперь будем богаты. У

Джералда было все - Кембридж, вылазки в Монте-Карло, деньги на актрисуль. Теперь все это будет у Томми. Шутка, конечно, и у Томми даже не умещается в голове. И никогда не уместится, это Энн ему обещала.

–  Ну вот вам, пожалуйста.

Эдвард открыл садовые ворота. И, качаясь на них, как мальчишка, махал шляпой Морису, Томми, а те прокатили мимо и

дальше, вокруг солнечных часов, к подъезду. Морис слишком резко свернул, заехал в газон колесом, придавил траву.

–  Ох, прости за ради Бога, - попросил у Томми, выпрыгивая.
– Я испохабил твой дивный лужок.

Остальные, потягиваясь, еле переступали на затекших ногах. Собрались под навесом крыльца. Эдвард закрыл ворота и бежал вприпрыжку к ним через сад.

–  Прямо не верится, - кричал он Мэри.
– Как на рождественские каникулы приехал.

–  Как!
– Памела удивилась.
– Вы уже здесь бывали?

–  Было такое дело, - Эдвард ухмыльнулся.

–  Ты в звонок позвони, Томми, - сказал Морис.

Томми не без торжественности приблизился к двери, позвонил. Все ждали. Теперь, когда стихли моторы, тишина стояла мертвая. Слышно, как каплет с парковых вязов.

–  Дома нет никого, - заключил Эдвард.

–  Рань же дикая, - Морис как будто перед кем-то извинялся. Странно, что об этом никто не подумал. Все виновато переглянулись.

–  Еще, наверно, не встали, - решила Маргарет.

–  Может, на время смоемся?

–  Пошли на станцию, и оттуда им устроим подъем, - предложила Мэри.

Но Томми с решимостью, всем напомнившей о том, кто в доме хозяин, снова нажал на звонок. Все ждали. Было холодно.

–  Пива, случаем, не осталось?
– справился Эдвард. Мэри затрясла головой. Эрл, остававшийся на приставном

стульчике, теперь выкарабкивался, осторожнейшим образом, чтобы не потревожить Жоржа, который уже снова заснул безмятежным сном.

–  Вот что мне нравится, - Эдвард счастливо улыбался, - звонка ты тут не услышишь. Так он далеко. А знаете ли вы, - он повернулся к Эрлу, - что звонок звонит по крайней мере за четверть мили отсюда.

–  Неужели?
– вежливо удивился Эрл.

–  Да не верьте вы ему, мой милый, - вставила Маргарет, - он просто пользуется вашей невинностью.

–  Видно, просто испорчен звонок, - сообразил Томми.

–  Лучше оставить их в покое до завтрака, - сказала Мэри.

Но Томми строго покачал головой. На карту была поставлена честь хозяина дома. Мэри даже жалко его стало. Бедненький, и попал-то, как кур во щи, не он ведь затеял эту дурацкую вылазку. Идею предложил Морис, естественно, и, конечно, с подачи Эдварда. Вчера, положим, под мухой, казалось - ах, как весело, - влезть в машины и промчать сквозь сонные пригороды с пеньем и воплями. Всегда забываешь, до чего муторно на машине тащиться. Как тогда, жуткая просто история, когда Эдвард за пять минут всех подбил кинуться в Пензенс.

Кончилось все, натурально, отелем в Борнмуте, где кормили ниже всякой критики.

Томми крепко стукнул железным молотком. Полое эхо прокатилось по дому. И - никакого ответа.

–  Это, должно быть, необыкновенно старинное здание, - заметил Эрл в своей чинной, учтивой манере, и все покатились со смеху.

–  Давай-давай, Томми, - хохотала Энн.

Томми, с улыбкой, стукнул четыре раза. Где-то, в недрах дома, залилась собака.

–  Что-то начало материализоваться, - заключил Эдвард.