Мемориал. Семейный портрет
Шрифт:
– Если хотите, пойдемте со мной, я узнаю для вас расписание в нашей привратницкой.
Она тут же встала.
– Большое спасибо.
– Повернулась к Морису: - И большое спасибо за дивный обед.
Эдварду она сказала:
– Еще увидимся?
– А вы возвращайтесь чай пить, - сказал Морис, - только понимаете ли какая штука… если нас не будет… ну… вы не обидитесь?
Маргарет улыбнулась:
– Я, наверно, прямо на вокзал пойду; но все равно спасибо большое. Я тут твою матушку поддержать обещала на каком-то
– Привет ей от меня.
– Передам. Ну, до свиданья и еще раз спасибо. До свиданья, Эдвард. Желаю приятно провести время.
– Постараюсь, - Эдвард ей отвесил поклон.
Эрик вышел следом за Маргарет. Молча пошли по улице.
– Это Кингс-колледж, да?
– спросила она наконец.
– Да.
Потом он спросил:
– Уже тут бывали?
– Когда-то. Сто лет назад. Еще до войны. Выяснили у привратника насчет поездов. Эрик сказал:
– В общем… если хотите… я могу вам приготовить чай у себя в комнате. В секунду. На вокзал вам пока рано идти.
Она улыбнулась:
– Спасибо большое.
– О, тут у вас очень мило, - она огляделась в гостиной. Прошлась вдоль полок, взяла Каннингема, перелистнула несколько страниц, задумчиво постучала указательным пальцем по Стаббсу, будто проверяла на прочность. Эрик как-то жался, стеснялся. Остро ощущая эту ее полубогемистую элегантность, ее обаяние, - очень, конечно, привлекательная женщина, хотя уже, надо думать, чуть ли не под сорок, - взял чайник, налил, поставил на газовую горелку в прихожей, сунул голову в шкаф, высматривая чашки. Когда вошел уже с чаем, она на коленках у камина ворошила огонь кочергой.
– А хорошая тут жизнь, наверно, - так мне кажется, - она сказала. И он не стал спорить, опровергать, он даже в мыслях не обозвал ее дурой.
Долго молчали. Потом она спросила, задумчиво, как бы размышляя сама с собой:
– Вы ведь, кажется, близкий друг Эдварда Блейка?
– Я очень давно его знаю, - сказал Эрик.
– Он дружил с моим отцом.
Она, кажется, ничего такого не заметила в тоне ответа. Только и сказала:
– Понятно.
Снова долго молчали. Потом поговорили о том о сем, беспорядочно роняли слова. Потом она сказала, что теперь ей уж и вправду пора. Он предложил проводить ее на вокзал. Она отказалась с улыбкой:
– Я и так уже вам надоела, хватит.
1. Грэхем Роберт Бонтайн Каннингем (1852-1936)- шотландский писатель и путешественник.
2. Уильям Стаббс (1825-1901) - историк; епископ Оксфордский.
III
Эрик справился в регистратуре насчет номера мистера Блейка. Наверху, в коридоре, горничная несла навстречу поднос с завтраком. Еще стояли ботинки возле многих дверей. Вот не думал, что полдесятого для некоторых - такая кромешная рань. Незачем, кстати, было с собой таскать эти книги и плащ. Лекция
Неприятно: руки красные, на улице холодина. И волосы, конечно, всклокочены. Кое-как их пригладил, перебросил плащ на другую руку, уронил книги, чертыхнулся, их поднял и постучался в номер одиннадцать.
Полная тишина. Подождал, поднял было руку, чтобы снова постучать, опустил. Почти нестерпимо потянуло удрать и удрал бы, да та же горничная снова возникла в конце коридора. Весь собравшись, как струна натянувшись, в последний раз примерив заготовленные, отрепетированные ходы, окончательно закрыв глаза на доводы разума, он громко стукнул в дверь.
– Войдите.
Номер был крошечный, Эдвард,Блейк лежал в постели, смотрел в окно. Он не сразу повернул голову, и на мгновение Эрика поразил этот профиль: серый, небритый, тяжко больной, безучастно смотрит на белый свет. Завтрак стоял рядом, на столике, но, кажется, он к нему не притронулся.
Эдвард Блейк медленно повернулся, начал зевок, тотчас проглотил:
– А-а? Доброе утро.
Пусть, пусть себе разыгрывает недоумение, подумал Эрик. Ответил строго:
– Доброе утро.
Помолчали, пока Эдвард Блейк, кажется, окончательно не проснулся:
– Может, сядешь?
– Ничего, спасибо, я постою.
Эдвард закончил-таки прерванный было зевок, потянулся, осклабился:
– Что ж, как тебе будет угодно.
– Я некстати, наверно, - Эрик чувствовал, как вскипает внутри злость, - зря к вам вторгся в такую рань.
– Ничуть.
– Долго не задержу.
Эдвард Блейк протянул тощую, желтую руку к столику, нашарил сигареты.
– Закуришь?
– Нет, спасибо.
– Собственно, я весьма тебе благодарен, что разбудил, - Эдвард Блейк закурил сигарету, - мне надо сегодня на лондонский поезд.
– Знаю. Потому и пришел.
– Понятно.
– Есть к-к-кое-что, - он отчаянно обуздывал собственный голос, но голос не слушался, звучал слишком громко, грубо, и как некстати заиканье напало, - к-к-кое-что, о ч-чем мне надо с вами п-поговорить.
Чуть заметная тень улыбки прошлась по губам Эдварда Блейка. Ухмыляйся-ухмыляйся. Гнус. Но вдруг тот выкрикнул:
– Да сядь ты, тебе говорят.
Эрик как не заметил грубости. Взял стул, даже скорее удовлетворенный, что сумел вывести Эдварда из себя. Долго молчали. Наконец Эрик опять весь собрался, успокоился, он был совершенно готов к атаке. Но не собирался терять ни капли из достигнутого преимущества. Пускай этот тип первым заговорит.
– Ну и?
Эрик чуть качнулся на стуле.
– Это насчет Мориса.
Приблизились и удалились по коридору шаги горничной, проклацал поднос.
– Насчет Мориса?
– Да.