Мемуары генерала барона де Марбо
Шрифт:
Я услышал столь чтимое мною имя, и дух мой, возбужденный происходившим вокруг, был поражен каким-то молниеносным видением. Мне показалось — я вижу такую знакомую мне дорогую руку матери, которая защищала грудь молодого человека, коего я собирался пронзить саблей. Мне послышался голос матери, приказавший: «Пощади его! Пощади!» Сабля опустилась помимо моей воли! Я приказал отвести юношу и его наставника в тыл.
После всего происшедшего мое волнение было так велико, что я не смог бы отдавать приказы, если бы бой продолжался еще хоть какое-то время. Однако он вскоре закончился. Множество казаков было убито, а другие, бросив лошадей, спустились в глубь оврага, где большинство из них погибло под громадными сугробами. Неприятель был также
Вечером после этого боя я допросил моего пленника и его наставника. Я узнал, что оба молодых человека были сыновьями крупного помещика, потерявшего ногу в битве при Аустерлице, он из-за этого так ненавидел французов, что, не имея больше возможности сражаться с ними, послал на войну обоих своих сыновей. Я предвидел, что холод и печаль вскоре погубят того из них, кто остался в живых. Я пожалел его и вернул ему свободу, так же как и его уважаемому наставнику. Этот наставник, прощаясь со мной, сказал с чувством следующие слова: «Думая о своем старшем сыне, мать моих двух учеников будет вас проклинать. Увидев младшего из них живым, она благословит вас, а также и вашу мать, из любви к которой вы сохранили жизнь единственному ребенку, который у нее остался!»
Стойкий отпор, полученный русскими в последнем бою, усмирил их пыл, и поэтому мы два дня провели, не видя врага, что обеспечило наше отступление до Молодечно. Но хотя враг и дал нам передышку, мороз продолжал вести с нами самую жестокую войну: термометр опустился до 27 градусов мороза! Люди и лошади падали на каждом шагу, и многие больше не вставали. Я тем не менее продолжал идти с остатками моего полка, с этими же людьми я каждую ночь стоял бивуаком на снегу. Куда же еще мог бы я пойти, чтобы найти что-то лучшее? Мои смелые офицеры и солдаты, считая своего полковника как бы живым знаменем, старались сохранить меня и окружали меня заботами, какие только были возможны в нашем ужасном положении. Полученное мною ранение в колено мешало мне сидеть верхом, поэтому я принужден был класть ногу на шею лошади и оставаться в неподвижности, а из-за этого очень сильно замерзал. Поэтому боль моя стала невыносимой, но что оставалось делать?
Дорога была покрыта мертвыми и умирающими, войска медленно шли, и не было слышно разговоров. Остатки нашей гвардии образовывали небольшое каре, внутри которого двигался экипаж императора. Рядом с ним был Мюрат.
5 декабря, продиктовав свой 29-й Бюллетень, повергший в ужас всю Францию, Наполеон покинул армию в Сморгони и отправился в Париж. Его чуть не захватил в Ошмянах казачий отряд. Отъезд императора оказал огромное воздействие на моральный дух в войсках. Одни ругали его, считая, что он их бросил. Другие одобряли его отъезд, считая его единственным способом спасения Франции от гражданской войны и от вторжения наших так называемых союзников, а большинство из них ждало только удобного момента, чтобы выступить против нас, и не осмелились бы пошевелиться, узнав, что Наполеон, вернувшись в свои владения, собирает там многочисленные полки. Я разделял вторую точку зрения, чья справедливость была вскоре доказана.
Глава
Сильные холода. — Вооруженный бандитизм. — Прибытие в Вильно. — Прохождение через Понари. — Отступление на санях. — Прибытие в Ковно. —
Переправа через Вислу
езжая,
рату. Но он в этих обстоятельствах оказался не способен выпол
нить поставленную перед ним задачу. Надо признать, впрочем, что задача эта была крайне трудна. Холод парализовал моральные и физические силы каждого. Повсюду царила полная неразбериха. Маршал Виктор отказался сменить 2-й корпус, находившийся в арьергарде от самой Березины, и маршалу Нею удалось с большим трудом убедить его сделать это. Каждое утро, покидая бивуаки, мы оставляли там массу трупов. Тогда я порадовался, что в сентябре заставил моих кавалеристов запастись одеждой из овечьих шкур: эта предосторожность спасла жизнь многим из них. То же самое касается провизии, которую мы приобрели в Борисове, без этого пришлось бы у голодных солдатских масс отнимать лошадиные трупы.
По этому поводу я бы сказал, что г-н де Сегюр преувеличивает, говоря, что якобы для удовлетворения чувства голода несчастные солдаты ели человечину’.
По краям дороги валялось достаточно палых лошадей, чтобы солдатам приходилось думать о каннибализме. Кроме того, большой ошибкой было думать, будто в этих местностях совершенно отсутствовала провизия, потому что провизии не хватало только в местах, расположенных вдоль самой дороги. Дело в том, что окрестности дороги были опусто- 114 шены уже тогда, когда армия шла на Москву. Но поскольку она в то время пронеслась как ураган и не удалялась от дороги в сторону, да к тому же с той поры урожай был уже убран, то местность пришла в себя после прежних реквизиций. Достаточно было отправиться на расстояние 1 или 2 лье от дороги, чтобы найти кое-что из продуктов. Правда, такие экспедиции могли себе позволить лишь части, еще не лишившиеся организации, потому что иначе они рисковали быть захваченными казачьими отрядами, бродившими вокруг нас.
По этим причинам вместе со многими другими командирами полков я участвовал в организации вооруженных групп мародеров, которые всегда возвращались не только с хлебом и скотиной, но и с санями, нагруженными солониной, мукой и овсом, собранным в деревнях, откуда еще не ушли крестьяне. Это доказывает, что, если бы герцог Бассано и генерал Хогендорп, которым император доверил в июне управление Литвой, честно выполняли свой долг в течение длительного периода, проведенного ими в Вильно, то они легко смогли бы организовать большие склады, но они занимались в основном снабжением города и совершенно не думали о войсках.
6 декабря холод усилился, термометр опустился почти до 30 градусов мороза, так что этот день был еще тяжелее всех предыдущих, особенно для частей, не привыкших до сих пор к капризам здешнего климата. К числу таких частей относилась дивизия Грасьена, в которой насчитывалось 12 тысяч солдат. Она покинула Вильно 4 декабря и заняла свое место впереди нас. Внезапный переход от очень теплых казарм к бивуаку при температуре 29,5 градуса мороза за 48 часов погубил почти всех этих несчастных! Суровый климат и холода в это время года оказали еще более ужасное действие на 200 неаполитанских всадников из гвардии короля Мюрата. Они тоже повстречались нам после долгого пребывания в Вильно, и все они умерли после первой же ночи, проведенной ими на снегу!
Остававшиеся в армии немцы, итальянцы, испанцы и другие иностранцы, которых мы привели с собой в Россию, спасли свою жизнь способом, отвратительным для французов: они дезертировали, добирались до деревень, расположенных поблизости от дороги, и, греясь в домах, ждали прихода врага, а враг приходил зачастую лишь спустя несколько дней, потому что — и это удивительно — русские солдаты, привыкшие проводить зимы в своих хорошо натопленных жилищах, где всегда топится печка, оказались гораздо более чувствительны к холоду, чем солдаты, пришедшие из Европы. Поэтому армия нашего противника тоже испытывала большие потери, что и объясняет медленность, с какой они двигались за нами.