Мемуары мертвого незнакомца
Шрифт:
Маша отошла от зеркала, так и не накрасившись. Расхотелось ей наносить макияж. Благо, глаза у нее были выразительные, губы яркие, так что и без косметики она не выглядит блеклой или нездоровой. Но муж любил ее накрашенную. Говорил, что с подводкой и яркой помадой она похожа на Клеопатру. Романа тянуло к восточным женщинам. И Маша, чтобы его порадовать, наносила макияж ежедневно. Даже в выходные. В итоге это вошло у нее в привычку. И вот наступил день, когда она изменила традиции.
Сварив кофе, Маша отправилась на балкон. Сигареты не взяла. Надо бросать курить. Решение это
Маша никогда не заботилась о том, чтоб выглядеть молодо. Это само собой получалось. Те, кто узнавал, что ей под сорок, очень удивлялись. Говорили, что выглядит она не больше чем на тридцать два. Маше и самой так казалось. Поэтому она не слишком-то пеклась о своей внешности. Не обмазывалась дорогущими антивозрастными кремами, пользуясь обычным дневным, и то нерегулярно, косметолога посещала не чаще чем раз в месяц, а инъекций ботокса и рестилайна ни разу не делала. Считала это лишним…
До вчерашнего дня!
Первый «присутственный» день прошел ужасно. Ее не очень радушно встретили. Труппа была укомплектована, и то, что главреж принял еще одну актрису, никого не порадовало. К тому же все узнали, что она «блатная». Тот, кто возглавлял театр, когда-то преподавал в детской драматической студии, где занималась Маша. Она была его любимицей и примой их детской труппы. А также участницей многих взрослых спектаклей. Бывший наставник очень гордился своей ученицей, все годы помнил о ней, и когда она появилась на пороге его кабинета, не раздумывая, принял на службу.
Она понимала, что о главных ролях пока может только мечтать. Хорошо, если ее вообще включат в основной состав. И была к этому готова. Но не ожидала, что на нее обрушится шквал критики. Когда во время репетиции ее попросили подавать реплики исполнителю главной роли (прима опаздывала, премьер не желал бездействовать), режиссер прервал Машу довольно скоро.
— Это никуда не годится! — вскричал он. — Вы же не суфлер, а актриса. Где игра? Да, это не ваша роль, но разве это что-то меняет? Примерьте ее на себя. Или вы забыли, как это делается, за те годы, что жили вне профессии?
— Я подзабыла язык, — попыталась оправдаться Маша.
— Еще одна проблема! У вас чудовищный акцент. Пока вы можете играть только роли без слов. Но в вашем возрасте мелькать в массовке как-то неприлично…
И далее в том же духе на протяжении всего дня.
Маша так устала, как будто вагоны разгружала. Чашка кофе, выпитая на балконе, немного привела ее в чувства. Но курить все же хотелось. И чтобы как-то заглушить это желание, она отправилась на кухню, взяла гранат и стала поедать его, выбирая по одному зернышку. Выплевывая ядрышки в кулак, она стояла у окна и смотрела во двор. Деревянная лавка, на которой обычно сидел Дато, ожидая ее, давно развалилась. На ее месте была карусель, на которой в данный момент катались три женщины примерно Машиного возраста. Они хохотали, перебрасывались шутками. Две из троицы едва втиснули бедра между ручками кресел, третья, самая полная, не смогла, но не
Ей сейчас хотелось вот так же… на карусели… с хохотом!
Маша собралась уйти из кухни, когда увидела въезжающий во двор шикарный белый «Мерседес». Даже на фоне машин, что стояли на парковке, а были там весьма и весьма неплохие иномарки, все же дом элитный, этот «мерс» выделялся. Он был так чист и блестящ, что казалось, пыль и грязь просто отлетают от него. Кроме того, диски на его колесах сверкали, будто обработанное алмазом золото. Уменьшенную в десятки раз копию одного из них не отказалась бы повесить на шею в качестве украшения ни одна женщина.
Водительская дверь открылась, и из салона показался мужчина. Маша сразу поняла: это не хозяин машины, а водитель. Он обошел «Мерседес» и открыл заднюю дверь.
— Вот черт… — выругалась Маша, увидев, кто выбрался из салона. — Как же я могла забыть?..
Она бросилась в ванную, стянула растянутую футболку, в которой ходила по дому, швырнула ее в машинку. Тут же метнулась в комнату, открыла шкаф, достала джинсы и майку. Натянула. Волосы кое-как пригладила. Ничего другого она сделать не успеет. А жаль…
По квартире разнесся звонок. Маша бросилась в прихожую. Если бы она глянула в глазок, то знала бы, что визитер не один, их двое. Но она этого не сделала, и ее ждал сюрприз.
— Добрый вечер, Машенька, — приветствовал ее Або Адаладзе, старый друг покойного отца, который сегодня обещал заехать, да она забыла об этом.
— Здравствуй, — произнес его спутник. Маша узнала его! Племянник Або Ираклий. Они год проучились в одной школе, он в параллельном классе.
— Приветствую вас. Проходите, пожалуйста.
Она посторонилась, давая мужчинам войти. Первым переступил порог Або, очень худой мужчина с белыми, как снег, волосами. Он всегда был поджарым, но возраст иссушил его, и теперь он выглядел болезненно. При том, что со здоровьем, по его словам, все было в порядке. Его племянник, напротив, с годами раздался. Грузины в массе своей ширококостны. И если серьезно не следят за собой, годам к тридцати становятся пухлыми, с тяжелой попой, выпуклым животом, вторым подбородком. Ираклий поправился за те годы, что Маша его не видела, кило на двадцать. Тело заплыло, а вот лицо оставалось таким же красивым, с точеными чертами, разве что щеки округлились.
— Это тебе… — Ираклий протянул Маше цветы. Они ее восхитили: невероятно крупные оранжево-красные герберы в окружении сочной зелени и сухих стеблей, обернутые в ткань леопардовой расцветки. Ее всегда больше привлекали оригинальные, креативные букеты, нежели богатые, из сотни роз, к примеру.
Она поблагодарила Ираклия и проводила гостей в гостиную.
— Чай, кофе, что желаете? — спросила она, лихорадочно соображая, а есть ли у нее чай. Кофе имелся точно, его она пила в огромных количествах, поэтому строго следила за тем, чтобы он никогда не кончался.