Мемуары
Шрифт:
После Седана пруссаки наступали на Париж, и вполне понятно, что они на своем левом фланге, куда просачивались французские солдаты Новых призывов, должны были держать фланговые отряды, которые неоднократно появлялись в окрестностях Доля, где было размещено небольшое количество собранных мною плохо экипированных и вооруженных людей, находившихся еще в стадии организации. Тем не менее, у нас не было недостатка в энергии и решительности. Мы заняли позиции сначала в Мон-Роллан, а затем в лесу Серр, так что пока мы там находились, Доль был в безопасности. Поскольку вражеская армия двигалась на Париж, то, конечно, следовало держать ее под угрозой по крайней мере вдоль всего фронта от Рейна до столицы Франции. Это поняло правительство Национальной обороны, которое направило в Вогезы значительную часть французских стрелков и генерала Камбриеля с тридцатью тысячами солдат нового
Но все эти воинские силы были отброшены из Вогезов к Безансону превосходящими силами противника, когда мы находились еще в Доле. Ординер, префект Безансона, дважды телеграфно просил меня прибыть к нему с тем, чтобы принять необходимые меры для предотвращения развала этих воинских частей.
Синьор Ординер намеревался собрать под моим командованием остатки войсковых частей всего департамента. Все они, равно как и население Безансона, приняли меня с тем же восторгом, как и в Италии. Но прибывший вскоре Гамбетта решил, что необходимо объединить командование всеми силами и доверил генералу Камбриелю командование всеми частями восточного фронта. Нужно заметить, что генерал Камбриель настаивал на предоставлении ему отпуска для лечения полученного им ранения в голову, которое его сильно беспокоило. В ноябре я получил из Доля приказ передислоцироваться с моими людьми в Морван, которому противник угрожал так же, как и металлургическому предприятию Крезо. Я избрал Отен для моего главного штаба. Жители были сильно напуганы приближением пруссаков, почему и решили бросить в речушку Арру единственные два орудия.
С прибытием итальянцев под командой Танара и Равелли, небольшого числа испанцев, греков и поляков, а также нескольких батальонов мобильных отрядов постепенно наметился рост численности ядра наших частей.
Формирование нашей артиллерии началось с нескольких гаубиц, затем мы получили две батареи, каждая из четырех полевых орудий. Мы сформировали несколько конных проводников, в основном итальянцев, число которых все увеличивалось, а к концу войны дошло до двух полных кавалерийских эскадронов. Точно так же обстояло дело с французской кавалерией — вначале она насчитывала всего один отряд конных стрелков из тридцати солдат, а к концу войны она уже составляла целый эскадрон.
Были организованы три бригады: первой командовал генерал Бозак, второй — полковник Дельпеш, который потом был передан в распоряжение полковника Лоббиа, а третьей — Менотти [408] .
Несколькими ротами вольных французских стрелков командовали: одной — подполковник Удолине, другой — подполковник Браун, третьей — подполковник Груши, четвертой — подполковник Лост, пятой — майор Ординер; все эти роты, за исключением роты Брауна, были подчинены Менотти и входили в состав его третьей бригады.
408
Менотти Гарибальди.
В период организации наших воинских частей все эти роты действовали среди неприятельских колонн, непрестанно и весьма основательно беспокоя противника.
Четвертая бригада под командованием Риччотти [409] состояла вначале лишь из рот вольных стрелков, оперировавших подобно другим летучим колоннам, а к концу кампании эта бригада численно выросла за счет нескольких батальонов мобилизованных солдат.
Начальником генерального штаба армии был генерал Бордон, который очень много сделал для моего приезда во Францию, за что его сильно недолюбливали. Я тоже не считаю, что он был совершенством, а о его прошлом знаю только, что он принимал участие в южно-итальянской кампании 1860 г., явившись к нам вместе с мужественным Дефлоттом; был он честным воином. Во имя истины надо сказать, что при организации армии, снабжении ее всем необходимым, он принес нам величайшую пользу, равно как и на поле боя, где проявил себя отважным офицером. Из-за моего частого нездоровья он меня замещал в любых случаях.
409
Риччотти Гарибальди — младший сын героя.
Весьма ценным моим сотрудником был полковник Лоббиа, второй начальник моего генерального штаба. Начальником моей штаб-квартиры был полковник Канцио [410] , пока он
На посту начальника штаб-квартиры Канцио сменил майор Фонтана. Командующим нашей артиллерии был полковник Оливье. Майор Бонде, скончавшийся после того, как перешел в армию на Луаре, командовал нашим первым кавалерийским отрядом из тридцати солдат. К концу войны кавалерийским полком командовал майор гусарского эскадрона, фамилию которого я запамятовал.
410
Канцио, Стефано (1837–1909) — деятель национально-освободительного движения в Италии. В 1859 г. сражался в рядах альпийских стрелков; участник экспедиции «Тысячи» и всех других походов Гарибальди в 60-х годах. В ноябре 1860 г. последовал за Гарибальди на Капреру, где женился на его дочери Терезите.
Оба наших эскадрона проводников сформировал майор Фарлатти. Врач Тимотео Риболи возглавлял нашу санитарную часть. Заместитель интенданта Боме занимал пост интенданта, пока не прибыл назначенный на эту должность офицер, имя которого я забыл. Казначеем был полковник Мартине; начальником телеграфной службы — полковник Луар; начальником инженерных войск — полковник Гэклер; начальником гарнизона при штаб-квартире — подполковник Демей. Не помню фамилию председателя военного суда.
Сорганизованные несколько импровизированным образом, мы выступили в середине ноября через Арней-ле-Дюк и долину Ош, которая спускается к Дижону, где находилась прусская армия Вердера, угрожавшая долине Родано. Ее аванпосты, доходившие до Доля, Нюи, Смобернова, вторгались в окрестностные местечки и накладывали дань на население.
Итак, так называемая Вогезская армия, насчитывавшая всего шесть — восемь тысяч солдат, выступала против победоносной армии Вердера численностью примерно в двадцать тысяч, с многочисленной артиллерией и кавалерией. Несколько незначительных стычек проходило с участием наших вольных стрелков, не считая блестящей вылазки Риччотти и Ординера у Шатийона на Сене.
В первой операции французские вольные стрелки вызвали переполох в стане врагов. Об этом говорит следующий приказ по армии:
«Вольные стрелки Вогезов, стрелки Изеры, альпийские егеря из Савойи, батальон Дубса и стрелки Гавра, принимавшие участие в операции у Шатийона под командой Риччотти Гарибальди, заслуживают большую благодарность Республики. Будучи в количестве четырехсот человек, они атаковали тысячу врагов, разгромили их, взяли в плен 167, в том числе 13 офицеров, захватили 82 оседланных лошади, 4 повозки с оружием и боеприпасами и почтовую карету. Потери наши составляют 6 убитых и 12 раненых, противника — гораздо больше. Поручаю пленных великодушию французов. Арней-ле-Дюк, 21 ноября 1870 г. Дж. Гарибальди».
Словом, можно сказать, что с каждым днем вольные стрелки внушали все больше страха противнику. После занятия пруссаками Дижона в первый раз, в то время, когда мы еще находились между Долем и лесом Серр, мы намеревались атаковать врага ночью, так как, согласно нашим сведениям, население города готово было оказать ему сопротивление. Если учесть состояние людей, которыми я командовал, то наше решение помериться силами с превосходящим нас численно противником, выигравшем столько сражений и полным воинственного пыла, было чистым безумием. Но нам сказали, что население Дижона сражается с прусскими оккупантами и мы поспешили на помощь, чтобы разделить с ним опасность.
Мы уже были на расстоянии нескольких миль от столицы Бургундии, когда прибывший из Дижона ганец сообщил нам, что город сдался, а городские власти запретили дальнейшее сопротивление. Пришлось отойти обратно на наши позиции.
Была уже середина ноября, а мы, не считая вольных стрелков, все еще не участвовали в военных действиях; среди наших солдат, жаждавших поскорей сразиться с врагом, стали раздаваться недовольные голоса. Вдобавок слышались жалобы на нашу бездеятельность и со стороны тех самых людей, которые отказывали нам в необходимых средствах для решительных действий. Поэтому нам нужно было что-то предпринять. Атаковать днем и сразиться с армией Вердера, занимавшей Дижон, было бы безрассудством; это значило бы идти на верную гибель. Но можно было бы попытаться атаковать ночью. Ночью различие в оружии исчезает (во Франции нас тоже снабдили какой-то ржавой дрянью) и в темноте наши ружья могли сойти за неприятельские игольчатые винтовки. Кроме того, я убежден, что при ночной атаке не следует стрелять, особенно, если атакуют новички.