Мемуары
Шрифт:
Как это показало сражение у Вольтурно, его исход решили резервы, прибывшие на поле битвы к трем часам пополудни. А если бы их задержал, вражеский отряд, неизвестно, как все кончилось бы. Отсюда следует, что бурбонские генералы неплохо руководили своими военными операциями и что на войне нужно везенье либо же недюжинный талант полководца.
Отряд Сакки немало способствовал задержке 1 октября вышеупомянутой вражеской колонны по ту сторону парка Казерты и мужественно отбил ее натиск. Победой у Казерта Веккья — 2 октября 1860 г. — завершается славный период наших битв в походе 1860 г. Итальянская армия, которую Фарини и компания прислали сюда с севера для борьбы с нами, — солдатами революции [358] ,— нашла в нас братьев, на ее долю выпала задача завершить ликвидацию «бурбонизма» в королевстве Обеих Сицилий. Желая создать лучшие условия для многих доблестных соратников, я потребовал
358
Намекается на письмо Фарини Бонапарту.
В связи с этим я передал в руки Виктора Эммануила [359] диктаторские полномочия, которые мне предоставил народ, и провозгласил его королем Италии. Ему вверил я судьбу моих храбрых соратников, и это было единственным обстоятельством, причинившим мне боль при расставании. Вообще же я стремился вернуться к своей уединенной жизни. Так я расстался с моими доблестными юношами, которые, доверившись мне, ринулись через Средиземное море, преодолевая всевозможные препятствия, лишения и опасности, рискуя своей жизнью, чтобы участвовать в десяти ожесточенных сражениях с единственной надеждой получить — как это было в Ломбардии и Центральной Италии — одобрение своей собственной чистой совести и рукоплескания всего мира, свидетеля их изумительных свершений.
359
В другие времена можно было бы созвать Учредительное собрание, но в те времена это было немыслимо — ибо привело бы только к потере времени и к смехотворному развитию событий. Тогда были в моде аннексии при помощи плебисцита 1. Народы, обманутые этими кликами, все надежды возлагали на правительство, ожидая, что оно наведет порядок.
1 В Неаполе и Палермо умеренные либералы, заодно с монархистами, вели подрывную работу против правительства Гарибальди. Они устраивали демонстрации с требованием немедленного присоединения к Пьемонту. Гарибальди вынужден был согласиться на назначение плебисцита по этому вопросу. Плебисцит состоялся 21 октября и кончился победой сторонников присоединения. 6 ноября в Неаполь явился Виктор-Эммануил и Гарибальди объявил о передаче ему власти в освобожденной Южной Италии.
С такими соратниками, чьей беззаветной храбрости я обязан почти всеми моими успехами, я с удовольствием взялся бы за самое трудное дело!
Книга четвертая
Глава 1
Поход в Аспромонте, 1862 г.
Ценность зерна определяется его урожайностью, ценность же человека — той пользой, которую он может принести себе подобным. А родиться, чтобы жить, есть, пить и, наконец, умереть — это удел насекомых.
В такую эпоху, как 1860 год на юге Италии, человек жил жизнью полезной для множества людей. Вот это и есть подлинная духовная жизнь! «Пусть действует тот, кого это касается», — говорили обычно люди, залезшие в государственную кормушку, и склонные ничего не делать или делать плохо.
Руководствуясь этим принципом, Савойская монархия трижды накладывала свое «вето» на экспедицию «Тысячи»: сперва она возражала против отправки в Сицилию, затем — против переправы через Мессинский пролив; и в третий раз требовала, чтобы мы не перешли на другую сторону Вольтурно.
Мы отправились в Сицилию, переплыли пролив, перешли на другой берег Вольтурно — и дело освобождения Италии от этого ничуть не пострадало.
«Вы должны были провозгласить республику», — кричали и продолжают ныне кричать мадзинисты, точно эти всезнайки, привыкшие диктовать законы всему миру, сидя за письменным столом, лучше знают моральное и экономическое положение нашего народа, чем мы, на долю которых выпало счастье руководить этим народом и вести его к победе.
С каждым днем становится все яснее, что от монархий, как и от наших пастырей, нельзя ожидать ничего хорошего. Но говорить, что нам надлежало в 1860 г. провозгласить республику от Палермо до Неаполя, — это чепуха! А те, кто желают доказать обратное, делают это из ненависти, которую они с 1848 г. и поныне проявляли при каждом удобном случае, а вовсе не потому, что убеждены в правоте своих заверений.
Монархия наложила свое вето
360
27 июня 1862 г. Гарибальди отправился с Капреры в Палермо для похода с краснорубашечниками на Рим.
Миссия, которую мы взяли на себя, была священной, условия для ее осуществления — те же, и благородная Сицилия, за исключением тех, кто удобно расположились за трапезой, приготовленной нами в 1860 г., ответила с присущим ей порывом на провозглашенный нами в Марсала призыв: «Рим или смерть!». И здесь уместно повторить сказанное мною ранее: «Если бы Италия имела два таких города, как Палермо, мы бы беспрепятственно достигли Рима».
Достославный мученик Шпильберга [361] , Паллавичино, управлял Палермо. Мне было, (конечно, неприятно досаждать моему старому другу. Но я был убежден, что лозунг «Пусть действует тот, кого это касается» — это опасная ошибка, ибо никто ничего не предпримет, если не будет давления со стороны тех, кто не хочет оставаться пассивным существом. Отсюда брошенный в Марсала клич — «Рим или смерть», собравший моих доблестных товарищей в Фикуцца, в глухом поместье в нескольких милях от Палермо. Здесь собралась избранная группа молодежи из Палермо и провинций: Коррао, мужественный товарищ Розалино Пило, и некоторые видные деятели снабдили нас оружием. Баньяско, Капелло вместе с другими славными патриотами образовали Комитет снабжения. Таким образом я с моими неразлучными братьями по оружию на континенте: Нулло, Миссори, Кайроли, Манчи, Пиччинини и другими вскоре образовали новую «Тысячу» [362] , готовые бороться за свержение тирании духовенства, несомненно еще более вредной, чем бурбонская. Но в глазах монархии мы ведь преступники, на нашем счету десять побед, и мы нанесли ей оскорбление, расширив ее владения; разве короли прощают такие дела?
361
Шпилъберг — см. прим. 2 к гл. 10 третьей книги.
362
В походе 1862 г. участвовало около трех тысяч человек.
Значительная часть тех, кто в 1860 г. восторженно разглагольствовал об объединении родины, ныне, добившись теплых мест и вполне довольные своей судьбой, осуждают нашу инициативу, или держатся в стороне, чтобы, не дай бог, не соприкоснуться с беспокойными и неудовлетворяющимися лишь частичными результатами революционерами.
Однако, благодаря твердой позиции, занятой Палермо, и горячей симпатии всей Сицилии, мы смогли без серьезных затруднений пройти остров вплоть до Катании. Славное население Катании не отставало от жителей других городов и его поведение заставило тех, кто бесспорно хотел затормозить наши действия, не предпринимать никаких шагов против нас.
Прибывшие в Катанию два парохода, один французский, а другой «общества Флорио», были использованы для нашей переброски на континент. Несколько фрегатов итальянского военного флота крейсировали у гавани и могли помешать нашей посадке и переброске на континент. У них, несомненно, был соответствующий приказ, но к чести их командиров следует отметить, что не последовало никаких враждебных действий. Я рукоплещу этим командирам. Думаю, что и мне знакомо понятие воинского долга, и поэтому скажу с чистой совестью: в аналогичных случаях человек чести должен разломать на куски свою саблю.
Условия, при которых нам пришлось переплыть Мессинский пролив, были связаны с огромным риском. Наши пароходы были так сильно перегружены людьми, что из-за нехватки места многие наши бойцы не смогли подняться на борт. Я, старый моряк, видел в своей жизни сильно перегруженные пароходы, но таких мне еще не довелось встречать. Большинство наших бойцов только что впервые прибыли к нам: они еще не были распределены по ротам и поэтому офицеры их не знали в лицо; они до такой степени заполнили палубы этих злосчастных пароходов, что возникла опасность погрузиться в воду. Бесполезно было убеждать их сойти на берег. Они и слышать об этом не хотели, а ведь нависла серьезная опасность, возможно даже смертельная. Весь пароход мог пойти ко дну. Я некоторое время колебался, следует ли двинуться в путь. Я был в полной растерянности. Такая ответственность лежала на мне! От моего быстрого решения зависела, быть может, судьба моей родины.