Мемуары
Шрифт:
Гитлер казался отдохнувшим и был таким же приветливым, как и при первой встрече год тому назад на Северном море.
— Садитесь, пожалуйста, фройляйн Рифеншталь.
Он подвинул мне стул, а сам сел напротив. Слуга налил чаю и предложил печенье. Я опустила глаза и, в отличие от прошлого раза, чувствовала себя скованной.
— Мы очень давно не виделись, — начал Гитлер, — если не ошибаюсь, это было в декабре прошлого года, перед тем как нам прийти к власти. Вы застали меня в один из моих тяжелейших дней. Я был близок к тому, чтобы пустить
Я все еще смотрела на чашку с чаем.
— Но судьба, — продолжал он, — благосклонна к тем, кто никогда не прекращает борьбу, даже если все выглядит безнадежно.
Я не отваживалась взглянуть на него.
— Когда партия распалась и меня покинули товарищи по борьбе, я не мог и предположить, что уже через полтора месяца победа сама падет к моим ногам, как созревший плод.
Он отпил глоток, посмотрел на меня и поинтересовался:
— А вы где были все это время, что делали?
Я все еще не произнесла ни слова, памятуя о судьбе Манфреда Георга и других моих друзей, вынужденных покинуть Германию. Как мне сказать об этом? В горле словно ком застрял. Но затем я преодолела скованность и сказала:
— В Германию я возвратилась совсем недавно. Была в Австрии и Швейцарии, где заканчивала съемки для фильма «SOS! Айсберг». Оказывается, здесь многое изменилось.
— Что вы имеете в виду? — спросил он довольно холодно.
— Некоторые из моих лучших друзей эмигрировали, среди них и великолепные артисты, как, например, единственная в своем роде и незаменимая Элизабет Бергнер.
Гитлер поднял руку, останавливая меня, и заявил несколько раздраженным тоном:
— Фройляйн Рифеншталь, мне известна ваша позиция. Я уважаю ее, но прошу не говорить о том, что мне неприятно. Обсуждать сейчас еврейскую проблему я не хочу. — Выражение его лица смягчилось. — Я еще не сказал, почему пригласил вас. Мне хотелось бы сделать вам деловое предложение. Суть его в том, что доктор Геббельс как рейхсминистр пропаганды, отвечая не только за прессу и театр, но и за кино, не имеет никакого опыта в области кинематографии. Вы же как человек незаурядных способностей могли бы ему помочь.
При этих словах Гитлера у меня едва не закружилась голова.
— Вы так неожиданно побледнели, — проговорил он озабоченно. — Вам плохо?
Если бы Гитлер знал о моем отношении к Геббельсу, он никогда бы такого не предложил. Но я ничего не могла рассказать Гитлеру.
— Мой фюрер, извините, я не в состоянии взять на себя выполнение этой почетной задачи.
Гитлер с удивлением посмотрел на меня.
— Почему нет, фройляйн Рифеншталь?
— Для этого у меня нет никаких способностей. И если бы мне пришлось заниматься тем, в чем совершенно не разбираюсь, я попросту развалила бы все.
Гитлер посмотрел на меня долгим испытующим взглядом, потом сказал:
— Вы очень своевольная личность. Но, может быть, вы согласитесь снимать для нас фильмы?
Именно этого-то я и боялась.
— Подумайте о картине про Хорста Весселя [209]
Тут пришла моя очередь прервать Гитлера.
— Не могу, не могу, — заявила я умоляюще. — Не забывайте, пожалуйста: я актриса до мозга костей.
209
Вессель Ганс Хорст (1907–1930) — немецкий штурмовик, возведенный нацистами в ранг «мученика», автор текста к гимну национал-социалистической партии. Легенда о Весселе закреплена в биографической ленте «Ханс Вестмар» (1933).
По выражению лица Гитлера было ясно, сколь сильно его разочаровал мой отказ. Он встал, попрощался со мной и сказал:
— Очень сожалею, что не смог уговорить вас. Желаю вам счастья и успехов. — Затем сделал знак слуге. — Проводите, пожалуйста, фройляйн Рифеншталь к машине.
Сбитая с толку и совершенно подавленная, я поехала домой. Меня огорчило, что я так разочаровала Гитлера, к которому тогда все еще относилась с уважением. Но я не могла переделать свой независимый характер. Ко мне пришел Фанк, я рассказала ему об этой беседе. Он был немногословен:
— Ты вела себя глупо, это необходимо исправить.
— Но как? — спросила я подавленно.
Немного подумав, Фанк предложил:
— Несколько лет назад, будучи по уши влюбленным, я подарил тебе первое издание полного собрания сочинений Фихте в оригинальном кожаном переплете. Что, если ты подаришь его Гитлеру, написав несколько строк, поясняющих твое поведение?
— Неплохая мысль, — сказала я и с благодарностью обняла его.
Авария в Груневальде
Несколько дней спустя я принимала гостей. Вальтер Прагер и Ганс Эртль рассказывали мне о вылазках в горы, которые они предприняли после окончания работы в Гренландии.
Когда мы вместе весело готовили ужин, зазвонил телефон. Поскольку было очень поздно, я не хотела подходить. Но Прагер, уже держа трубку в руке, протянул ее мне. Я сразу узнала голос.
— Это Геббельс. Можно ли мне на минуту забежать к вам?
— Нет, — ответила я резко, — сожалею, господин министр, у меня гости.
После паузы я услышала:
— То, что я должен сообщить, не терпит отлагательства.
— Мне очень жаль, доктор Геббельс, но сегодня из Швейцарии приехали мои друзья, они ночуют у меня.
Геббельс настаивал:
— Я недалеко от вашего дома — приеду на такси.
И, не дожидаясь ответа, повесил трубку. Я пришла в ярость и не хотела спускаться вниз. Но друзья посоветовали не обострять отношения. Приятный вечер был основательно испорчен.
Когда я вышла на улицу, Геббельс стоял один-одинешенек. Он был в дождевике и широкополой, низко надвинутой на лицо шляпе. Лило как из ведра — такси поблизости не было.