Men from the Boys, или Мальчики и мужчины
Шрифт:
Мы озадаченно смотрели на него.
— Я буду говорить о новом поколении видео- и аудиоконтентов на множественных платформах, — пояснил Блант.
Но мы продолжали недоуменно смотреть на него.
Затем Марти наклонился вперед, пытаясь расшифровать слова Бланта. Это как-то связано с телевидением? А я думал о комнате моего сына. Он возьмет с собой все — просто опустошит ее? Захочет ли он, чтобы я помог ему переехать? Почему он не говорил мне, что не любит фильмы о войне?
Мой телефон завибрировал, и я взглянул на
— Я должен ответить, — сказал я.
— Это Синг Рана, — проговорил кто-то, и мне понадобилась целая секунда, чтобы соединить голос в телефоне со старым гурком. — Вам надо приехать. Я не могу сегодня с ним поговорить. Вы должны приехать. Они все забрали.
Я дал отбой, и Блант взглянул на меня.
— Так как насчет этого уик-энда? — спросил он, ожидая ответа.
— Что насчет уик-энда? — не понял я.
В этот уик-энд случится самое страшное. В этот уик-энд мой сын уйдет из моей жизни в жизнь матери.
— Вы приедете? — довольно раздраженно спросил Блант. — Это крупнейшее в мире мероприятие цифровой медиаиндустрии, его посещают крупнейшие медиапредставители, гости и специалисты по коммуникациям. — Он приосанился. — Я буду говорить ключевую речь.
— В этот уик-энд? — снова спросил я и покачал головой. — Никак не могу. Сожалею.
Представитель Би-би-си посмотрел на Марти. Тот пожал плечами и засмеялся.
— Я тоже не могу, — сказал он. — Не знаю почему. Но я что-нибудь придумаю.
Когда мы вышли из офиса, Марти взял меня за руку и фыркнул:
— Они хотят, чтобы ты в эти дни вскрыл себе вены. Хотят прикарманить твою жизнь. Мы делаем шоу, а потом идем домой. Этого достаточно.
Телефон у меня в кармане снова завибрировал.
— Этого более чем достаточно, — согласился я.
Я позвонил его дочери по пути к нему.
— А чего он ожидал? — спросила она.
Она отняла трубку телефона от рта, уговаривая внучку съесть еще кусочек. Потом снова заговорила со мной:
— Ему давным-давно надо было переехать с этой свалки в нормальный дом.
Когда я приехал, дверь была открыта.
Вернее, не открыта — выломана.
Она висела на петлях под странным углом, на разбитом в щепке дереве под матовым стеклом виднелся отпечаток большой кроссовки. Американский размер 12. Хлипкая дверь никак не могла сдержать вторжение злобного мира. Я видел, что по квартире кто-то ходит. Синг Рана. Молодая женщина-полицейский с блокнотом. Я позвонил в дверь. Никто не ответил, поэтому я прошел внутрь.
Тот, кто здесь побывал, хорошенько постарался.
Все было перевернуто вверх дном. Торчали клочья из распоротой софы, на которой сидел Кен, маленький и недвижимый, глядя в никуда. Содержимое ящиков комода — древние счета за газ и электроэнергию и открытки из Австралии покрывали ковер, как рекламные листки. И как жизнь,
Синг Рана кивком поприветствовал меня.
В его руке была свернутая трубкой «Рейсинг пост», и он держал ее как меч. Полисменша продолжала делать записи. Я поднял с пола свадебный снимок, очки, в которых по одному стеклу шла трещина, похожая на паутину, и положил их на каминную полку, где уже стоял телевизор.
Это был один из старомодных телевизоров, каких я не видел много лет, — одинаковый в глубину и ширину. Его не потрудились украсть, но разбили экран розовой статуэткой балерины. Она лежала среди осколков битого стекла, одна ее стройная нога была отломана ниже колена.
Я присел рядом с Кеном. Он дышал с большим трудом, я такого раньше у него не замечал. В первый раз он выглядел тем, кем был на самом деле, — стариком с опухолью, которая его убивала. Он выглядел побежденным.
— Ведь здесь у меня нет никаких ценностей, даже нечего стащить, — сказал он.
Он поглаживал пальцами жестянку с табаком, но не пытался свернуть самокрутку.
И тогда мое сердце упало. Я вспомнил, что одна ценная вещь у него все-таки была.
Я быстро прошел через комнату туда, где валялся разбитый комод. В ящиках еще кое-что оставалось. Очки для чтения. Использованные счета, оставленные, видно, на память потомкам. Открытки, исписанные витиеватым почерком, выцветшие снимки внуков, которые теперь выросли. Все было на месте.
Кроме ордена.
В конце дня почти ничего не произошло. За исключением того, что Пэт уехал.
Я принес с чердака два чемодана, и он набил их и школьный рюкзак одеждой и книгами — сколько можно было унести. Но он оставил гораздо больше, чем взял. Я стоял в дверях его комнаты и смотрел, как он взвешивает в руке чемоданы. Со стены смотрели Люк Скайуокер, Хан Соло и Дарт Вейдер, забытые, как детские игрушки.
Перед домом остановилось такси, не заглушая мотора, словно подгоняя скорее выйти и уехать. Я подошел к окну. Джина сидела на заднем сиденье черного такси, одетая в спортивную одежду, и, нахмурившись, набирала эсэмэску. Ждет. Входная дверь распахнулась, оттуда вышла Сид и направилась по дорожке к ожидающему такси. Я слышал голоса обеих женщин, но не разбирал слов.
— Можно идти, — сказал я чужим беспечным голосом. — Готов?
Он деловито кивнул, я подхватил один из чемоданов и вышел вслед за ним из комнаты. Вслед нам смотрели джедаи.
Сестры ждали его внизу лестницы. Старшая и младшая. Пегги и Джони плакали, и я почувствовал, что даже хочу, чтобы он поскорее уехал. Пегги обвила руками его шею, а Джони прижалась к его боку.
Пэт улыбнулся. Глаза его оставались сухими, но провожание его явно тронуло.
— Я скоро вернусь, — заверил он.