Мэн
Шрифт:
— Видишь ли, любовь, в моём понимании, это нечто элементарное, часто встречающееся, — отпустив Тэсс, Андрей отошёл в сторону и почесал указательным пальцем бровь. — Очень многие люди любят друг друга. Это распространено. — Низко опустил он голову и тоже посмотрел на плитку пола. — Поэтому моё чувство к тебе любовью называть как-то… не очень хочется. Это слово так — для посторонних.
— А как хочется? — она осталась стоять, обхватив правой ладонью, указательный палец левой.
Мужчина пожевал губы, разминая их перед редким сложным словом, хоть и понимал, что непонятными терминами врача не напугать.
— Кордицепс.
Лицо девушки сосредоточилось и нахмурилось.
— Кордицепс, — в задумчивости сдвинула она брови. — Что-то знакомое… а! — всплеснула руками Тэсс, и её лицо озарилось догадкой. — Я знаю! Это очень хорошая штука. — Потом немного поморгала и округлила глаза. — Но это же паразит!
— Да. Это паразит, — кивнул Андрей по уши довольный её эрудицией. — Он забирается в голову, пожирает тебя полностью, но зато дарит бессмертие. К тому же, это мощный природный антидепрессант и афродизиак.
— Ага. А ещё он очень редкий и очень дорогой, — как бы хвастаясь, добавила мисс Полл. — Его настоящий очень трудно найти, и стоит он бешеных денег. Нам в Университете рассказывали на иммунологии.
— Ну, и разве это не ты? — иронично вскинул брови и улыбнулся мужчина.
Кстати, повод для иронии у него имелся вполне нешуточный и весьма конкретный — Андрей действительно пребывал в столь редком, однако тем и ценном состоянии удивления, но этого мало. Он завёлся. Давненько ему не счастливилось побороться с собой вот так, по-взрослому. Очень давно. Даже соскучился. Ведь на кону стояли не столько страсть и даже не чувство, а помешательство, и не исключено, что настоящее безумие. Он это обожал.
Шикарный, роскошный повод оживить и вскормить всех до единого своих внутренних демонов, а заодно и поразмыслить над собственным сумасшествием «холодными», трезвыми мозгами — разве может быть что-нибудь лучше. Словно доктор прописал!
Когда он говорил Тэсс, что боится пробовать её в постели, ибо это начнёт иметь его, он скромничал. Ну, или кокетничал — без разницы. Он хотел, чтобы это поимело его. Жаждал. И именно таким образом, как это произошло там, в библиотеке — их отношения увенчались, так сказать, логическим апогеем, и когда мужчина почувствовал, что хочет ещё, а потом ещё, к понимаю присоединилось ощущение, что его затягивает омутом. Сильным, постоянным, неослабевающим течением — чистый кайф.
В спорткомплексе, где он в детстве занимался плаванием, был установлен «бесконечный бассейн» с регулируемой скоростью течения воды. Нечто наподобие беговой дорожки или велотренажера, но уже для пловцов. Попав в него однажды, маленький Андрей сразу же решил, что когда-нибудь в будущем у него будет такой же. Очень ему понравилось плавать не в стоячей водной массе, а в живом, подвижном, рвущемся навстречу потоке, пытающемся остановить и победить. И это дьявольски напоминало то, что творилось у него внутри сейчас. Кстати, делая в прошлом году ремонт в квартире, «бесконечный бассейн» он всё-таки установил.
Нет, он не противился своему чувству к мисс Полл. Отнюдь. Оно добавляло красок в его жизнь, развлекало, открывало внутри нечто новое, интересное, живое и не исключено, что желанное. Например, можно вполне себе без особого внутреннего протеста и даже с удовольствием тратить деньги и время на то, чтобы обеспечить безопасность своей девушки (он никогда
Но вот после этого траха — а в библиотеке они ведь именно трахнулись — когда не только где-то там, в мозгах, прогнозах и предположениях, а здесь и сейчас наглядно продемонстрировало: как это работает, и что он, Андрей Дексен, может быть сам себе абсолютно не хозяин, раз уж набросился на девушку как какое-то обожравшееся виагры дикое, обезумевшее животное с интеллектом калянуса финмархикуса** — всё это заставило остановиться и задуматься.
«Я становлюсь предсказуемым в своей непредсказуемости, — вспомнил Андрей о кочерге, которую его рука запустила в Билли, и о своём нырке в озеро Мэри следом за Тэсс. — Это интересно».
На него трудилось в общей сложности почти восемь тысяч человек. Также, он являлся членом семьи фон Дорфф, и под его опекой находилась несовершеннолетняя сестра. Он сам пошёл на это. На всё это. Как он может руководить людьми, процессами и требовать что-то от Джокасты, если теперь уже, получается, не способен в любой ситуации, в любой момент, не терять головы и отвечать за свои поступки и решения. У него «завелось» слабое место, та самая «Ахиллесова пята». Его дееспособность перешла из физиологического состояния в патологическое и обзавелась анамнезом.
Когда Андрею исполнилось лет одиннадцать, отец начал сажать его за руль. Однажды они выехали на окраину Рино и свернули на не очень оживлённую дорогу. Но даже там догнали какой-то тяжеловоз, гружённый доверху мелким щебнем. Того тряхнуло на яме, его полный кузов подпрыгнул, и небольшую порцию щебёнки вместе с пылью бросило Андрею на лобовое стекло. Мальчишка молниеносно отшатнулся, дёрнулся руками и чуть ослабил педаль газа. Его Opel достаточно опасно повело, но отец вовремя удержал руль.
— Когда ты за рулём, — чуть позже спокойно пояснил ему родитель, — ты должен быть готов в любое мгновение ко всяким помехам и изменениям на дороге. К каждому из них, понимаешь? От этого зависит твоя жизнь и жизнь твоих пассажиров. Возможно, среди них когда-нибудь будут твои дети. Лучше привыкнуть к этому сразу.
Андрей на всю жизнь запомнил эти слова и спустя годы убедился: насколько они универсальны. Классика.
Он не имеет права поддаться этой тяге к Констанции вот так — до умопомрачения. И не в последнюю очередь ради самой девушки. Любить он себе не запрещает, да и никто ему не запретит, но нельзя доводить ситуацию до того, что его чувство будет управлять им и решать за него, что говорить и что делать. Вспомнить хотя бы то, как он оглянуться не успел, а его рука уже сама схватила её трусики и запрятала в карман. Зачем?! Что это ему даст? Что он будет с ними делать? Этого Андрей не знал, но точно понимал, что на этой земле нет силы, способной заставить или убедить его расстаться с этими маленькими белоснежными однотонными трусиками с крошечным беленьким бантиком на поясе и вернуть их владелице. До этого случая мужчина был уверен, что такие вот «трофеи» — удел только больных на всю голову пубертатных фетишистов.