Мэн
Шрифт:
— Это мой мусор! — прятала она добычу в руке за спину, чтобы потом выкинуть её в специально купленное ведро.
— Тогда это мой! — хватал он фантик от шоколадки, валяющийся у её кружки.
Тэсс, ещё не успевшая толком пережевать шоколад, оставляла в покое его чашечку и кидалась к Андрею, пытаясь отобрать её собственный, честно заработанный мусор. Мистер Дексен сжимал фантик в кулаке, клал руку на стол и начинал хохотать на всю квартиру, когда она пыталась отогнуть хотя бы один его палец, чтобы в щелочку вытащить всю бумажку.
Так
Но теперь с ними жила ещё и Заноза и полностью, на все сто процентов, оправдывала свою кличку. Приучить эту красавицу к лотку не составило ни малейшего труда, но вот на унитаз она взбираться категорически отказалась — не царское это дело. Да и вообще, в её-то годы.
Именно за несгибаемость и самодостаточность в неё беззастенчиво и безоглядно влюбился Андрей.
— Она молодец, — гладил он пушистика между ушками, — не прогибается под человека. Люблю таких.
— На то она и кошка, — пожимала плечами Констанция, но сама чуть не мурлыкала от картинки расслабленного, влюблённого мужчины.
Итак, Занозе было позволено лежать на столе у мистера Дексена, когда он работал с бумагами. Как ни странно, но эта кошка не приседала на задние лапы и не бросалась наутёк в панике, когда мужчина «включал» в телефон «металлические нотки», а если точнее, то «аккорды», сравнимые разве что с ударами молота о наковальню.
Ей одной было позволено мешать и отвлекать его, когда лежал и думал он, и только ему прощалось грубейшее нарушение границ её личностного пространства тисканьем и щекоткой, когда лежала и думала она. Они были на равных — интеллект против интеллекта, характер против характера.
Но, однако же, кошке удалось зарекомендовать себя в столь выгодном свете и создать презентабельное реноме только до первой встречи с её старым-новым знакомым — пылесосом. Этот «ужас на колёсиках» был единственным, кто пользовался у Занозы беспрекословным авторитетом. Говорят, ты — не ты, когда голоден. Подобные метаморфозы происходили с Занозой, как только это чудовище грозилось подать первые признаки жизни. Кошка начинала метаться из угла в угол, как полоумная, и не находила себе места, пока не выскакивала вон.
С опаской относилась она и к «дрессировщице и укротительнице» чудовища — Талуле. Заноза не доверяла человеку, который появлялся в квартире только лишь для того, чтобы «оживить» этого «зверя». Это ненормально.
А Тэсс умиляло, когда Андрей заваливался с планшетом или книгой на диван, и Заноза подходила, взбиралась на него и как ни в чём не бывало сворачивалась клубочком у мужчины на… так сказать, в «центре композиции».
— Есть мнение, что кошка садится на теле человека именно на то место, которое болит. Она чувствует воспалительный процесс, — с показной озабоченностью обратила на это внимание девушка.
У мужчины заиграли чёртики в глазах, и губы начали расползаться в ухмылке.
— Воспалительный процесс, говоришь, — облизал он губы и подложил
В квартире тут же появились игрушечные мыши на дистанционном управлении, пауки на лесках и мячики в лабиринтах, которых всем скопом умная Заноза с успехом игнорировала, поскольку, после настоящего хвойного леса и тамошних диких грызунов, ей, матёрой хищнице и охотнице, все эти тренажёры и погремушки куража добавляли до обидного мало и окромя недоумения и лёгкой иронии ничего не вызывали.
«Не купите меня на это барахло», — как бы говорила она своими зелёными глазами и, зевая, сворачивалась в клубок рядом с мышами, обтянутыми бархатом или велюром.
Поэтому последний сокрушительный удар по самодостаточности «занозчивой» пушистохвостой призван был нанести настоящий морской аквариум. Большой, красивый и очень дорогой. Установив его у себя в кабинете, Андрей купил туда несколько декоративных окуней различного окраса, «апельсинку» и рыбу-клоуна — ту самую, которую звали Немо и какую искали чуть ли не по всему Мировому океану.
«Немо и Ко» Занозе очень понравились. Рыбки плавали перед ней туда-сюда, поворачиваясь своими яркими боками, а кошка сидела и пожирала их глазами, будто решая, до кого из них доберётся первой.
Если Андрей влюбился в саму Занозу, то Заноза влюбилась в его голос. Когда он начинал читать Тэсс вслух, где бы кошка ни находилась в квартире, неслась со всех лап на звуки его волшебных внутриутробных вибраций и повествовательных интонаций. Она взбиралась мужчине на руки, сворачивалась клубком, иногда прямо поверх текста, и присоединялась вибрациями своими не менее приятными.
Именно по силе звука он определил её предпочтения.
— Всё-таки Рэй Брэдбери ей нравится больше Кинга. Увы, тут у нас с ней расхождение во вкусах.
Правда, Заноза совсем не привыкла к курящим людям и запаху табака вообще. И изменять себе не собиралась. Поэтому прямой укор в её зелёных глазах, когда Андрей прикуривал за столом и включал вентиляцию, читался совершенно недвусмысленно.
Она поднималась, изображала на мордочке что-то типа досады от недалёкости и слабости рода человеческого и, спрыгнув на пол, гордо покидала кабинет, всем своим видом показывая, что не желает быть свидетельницей такого рода безобразия.
После Нового года Андрей почаще и подольше начал позволять себе командировки.
«Медовый месяц закончился», — вздыхала и грустно улыбалась Констанция, вспоминая последнюю совершенно сумасшедшую, трудную, но счастливую сотню дней.
— С таким деловым человеком семейного счастья не построишь, — ворчала она, когда он улетал на неделю в ЮАР.
— Счастье — это состояние момента, и с понятием постоянства они взаимоисключающие параграфы. — Он оставил собирать свой чемодан и подошёл к девушке. — По крайней мере, лично для меня, — чмокнул её в нос.