Ментовские оборотни
Шрифт:
– Да, – коротко ответила Вера Викторовна.
– Сколько раз?
– Я видела его дважды.
– Давно?
– Нет. Приблизительно полгода назад. Может быть, немного больше.
– Но не год? – уточнил я.
– Нет! – ответила женщина вполне уверенно.
А Вероника Лапто здесь появлялась год назад, значительно раньше, чем Андрей Михайлович. Об этом мне рассказывала директор.
– А вот этой женщины с ним не было? – на всякий случай спросил я, указывая на Веронику.
– Нет. Он был один, – ответила моя собеседница.
–
– Он очень много и подробно расспрашивал меня о Воронцовой и о Ростопчине. Было видно, что его эта тема очень интересует.
– Почему?
– Этого я не знаю.
– Неужели он не объяснял своего интереса?
Она покачала головой:
– Нет. Я могу только предполагать. Может быть, он собирался написать статью. Или готовил реферат. Он или писатель, как мне показалось, или где-то преподает.
– Он сам вас попросил поделиться с ним информацией? Или это была ваша инициатива?
– Он попросил.
– А как именно он сформулировал, что ему нужно от вас?
– Судьба Воронцовой. Судьба Ростопчина. И их общая история.
Тут моя собеседница посмотрела на меня вопросительно.
– Вы об этом знаете? – спросила она, спохватившись. – Я могу рассказать.
– О чем? Об истории любви Ростопчина и Воронцовой?
– Да.
– Я это знаю, – успокоил я ее.
Она впервые посмотрела на меня без холодной отстраненности. Будто только теперь обнаружила во мне единомышленника. Человека своего круга.
– Что именно его интересовало? – спросил я.
– Все.
– Вот как! – вырвалось у меня.
– Абсолютно все, – подтвердила женщина. – Он даже кое-что записывал.
– Записывал то, что для него представляло интерес, – предположил я. – И что же именно он фиксировал?
– Этого я не помню, – с сожалением сказала Вера Викторовна.
– Но он на что-то делал упор? О чем-то просил рассказать подробнее? Задавал какие-то уточняющие вопросы?
И вновь собеседница сказала:
– Я не помню.
Наверное, такой ответ ей самой казался невежливым. Она сделала над собой усилие, пытаясь воскресить в памяти, как оно там все было полгода назад. И вспомнила наконец.
– Он Ростопчиным интересовался, к примеру. Генеалогией рода.
Я насторожился.
– Об этом точно расспрашивал, – уверенно сказала женщина.
И если это было полгода или чуть больше назад – так это то самое время, когда Андрей Михайлович наш был отодвинут на задний план своим молодым, более удачливым соперником. А фамилия соперника как раз была Ростопчин!
– Он такой интерес проявил к Ростопчину, – сказала Вера Викторовна, – что я даже посоветовала ему обратиться к специалистам. Есть такой исследователь, его фамилия Дворжецкий…
– Арсений Арсеньевич?
– Вы его знаете? – снова поразилась моей осведомленности Вера Викторовна.
– Встречался, – ответил я. – Разговаривал.
– Так вот, я посоветовала ему навестить Дворжецкого.
– И
– Простите, я не поняла, – вопросительно посмотрела на меня женщина.
– Он к Дворжецкому ходил?
– Я этого не знаю. Но координаты Арсения Арсеньевича, которые я дала ему, он записал.
Конечно, он ходил. Конечно, он побывал у Дворжецкого. Теперь я был уверен в этом на все сто.
– У меня к вам одна только просьба, – сказал я. – Если этот человек снова здесь появится, вы не говорите ему о нашем с вами разговоре. И вообще об этом разговоре никому не говорите.
Потому что жизнь человеку дается один раз и прожить ее нужно.
Чтобы получилось как можно дольше. Чтобы не скоропостижно.
Но вслух я ей этого не сказал. Чтобы не пугать.
Я нажал на кнопку уже знакомого мне звонка с надписью «Совнархоз» и услышал за старой деревянной дверью ожидаемый дребезжащий звук. Снова, как в прошлый раз, невидимый человек там, в квартире, приблизился к двери, и я угадал его настороженное присутствие.
– Арсений Арсеньевич! Здравствуйте! – сказал я громко, чтобы он меня услышал. – Я от издательства «Русская старина», – произнес я пароль, который в прошлый раз помог мне проникнуть за эту дверь.
И в этот раз сработало. Дверь открылась. Я увидел Дворжецкого. Он явно меня узнал.
– Я Женя Колодин, – на всякий случай напомнил я ему.
– Евгений Иванович, – извлек из глубин своей памяти мои имя-отчество Дворжецкий. – Прошу вас, проходите.
Все те же канделябры. И абажур лампы. И книги в кожаных переплетах. Кусочек прошлой жизни, чудом сохранившийся на этом ограниченном стенами пятачке.
– Мы в прошлый раз разговаривали с вами, Арсений Арсеньевич, и я сказал вам о том, что видел призрак графини Воронцовой.
Дворжецкий слушал меня с вежливым вниманием человека, который верит всему, что говорит собеседник. Потому что каждого собеседника он считает человеком достойным, и, следовательно, тот не может лгать или попросту нести чушь.
– А вы мне сказали, что если есть графиня, то где-то рядом должен быть Ростопчин, – продолжал я. – И знаете, вы оказались правы. Там действительно обнаружился Ростопчин.
– Простите? – приподнял бровь Арсений Арсеньевич.
– Да, – кивнул я, подтверждая, что он не ослышался, и я готов все в подробностях ему рассказать. – В тех местах, где двести лет назад жила графиня Воронцова, ныне объявился человек по фамилии Ростопчин, и он даже владеет там землями. Я не удивлюсь, если это те же самые земли, которыми двести лет назад владел сам граф. А этот наш Ростопчин – не тот, который жил двести лет назад, а современный, – он ухаживал за женщиной, которая недавно утонула в пруду графини Воронцовой, и что самое удивительное – в момент гибели на несчастной женщине было точно такое платье, как на графине Воронцовой на том портрете, что в вашей книге. Помните?