Мера Любви

Энгел Франц

Теперь оставалось только молиться, чтобы с посланцем ничего не случилось в дороге, и терпеливо дожидаться ответа.

Мыловар исполнил приказание Джованни — отпустил жену погостить на ферму, принадлежащую семье ее младшей сестры. По городу ползли слухи: новый епископ спутался с женой Гильберта, обрюхатил ее, вот она и боится теперь показаться на глаза порядочным людям. Репутация Джованни безнадежно погибла.

ГЛАВА XV

О том, что у Джованни никак не получалось, чтобы и волки были сыты и овцы целы

Джованни

еще пару раз заводил со своими нерадивыми канониками разговор о необходимости епископских визитаций. Но в конце концов ему пришлось махнуть на них рукой. Просить у капитула денег оказалось бесполезным занятием — все равно что пытаться остановить воду в реке. Джованни размышлял, можно ли обойтись вовсе без средств? Только вот как жить, совершенно не неся никаких расходов? Взять, к примеру, выезд из города. Для этого требовалось хотя бы Логику подковать. И так к чему бы не обратись, все разладилось. Джованни пересчитал оставшиеся у него деньги, а на следующее утро объявил каноникам, что у него нет иного выхода, кроме как просить помощи, коли уж они не способны ее оказать, у того, кто имеет возможность помочь, — а именно, у графа Честерского. Каноники всполошились и запротестовали столь энергично, что Джованни тут же решил при случае вновь использовать имя графа, ежели ему понадобиться чего-либо добиться от капитула. Каноники быстро переговорили между собой и обещали придумать как быть.

Скоро декан Брендан по простоте душевной намекнул Джованни, что, даст Бог, у них у всех появится возможность кутнуть. Декан имел при этом весьма довольный вид, улыбался, демонстрируя сломанный зуб, и трогал время от времени саднящую рассеченную бровь, а бывший тут же архидьякон Фольмар не мог не обратить на себя внимания огромным разбухшим синяком под левым глазом.

Джованни заподозрил не просто нечто неладное, но даже преступное, и послал на разведку старого Хильдебранда. В результате Хильдебранд пропал, боясь показываться Джованни на глаза и, следовательно, не желая объяснять, что происходит. Вместо Хильдебранда в епископский дом пожаловал аббат Бернард.

Дородный и румяный дом Бернард с достоинством поприветствовал Джованни на французском, весьма светским манером, и сразу бестактно объявил, что наслышан о его «подвигах».

— О каких подвигах? — не понял Джованни.

— Как же, как же, — с высокомерной туманностью изрек дом Бернард. — Хотя, сир епископ, в вашем возрасте только эдакого чего-нибудь и можно ожидать. Вы уж простите, но я, право, в замешательстве. Вы оказались еще моложе, чем я представлял. Ах, вы не думайте, я могу понять ошибки молодости, — дом Бернард покачал головой с недоброй усмешкой на толстом лице.

— Я вас не понимаю, господин аббат, — обиделся Джованни, — я, видите ли, не силен в иносказаниях.

— Не кипятитесь, Ваше Преосвященство, я вовсе не для того сюда приехал, — лицо дома Бернарда застыло, сделалось словно каменное. — Я требую вернуть моих монахов!

Джованни нахмурился. Вот и оправдались его дурные предчувствия.

— Как? Вы хотите уверить меня, что вам ничего не известно? — вскричал аббат, хотя Джованни

не сказал еще ни слова. — Бросьте, разве это не по вашему приказу, мессир епископ, похитили двух моих братьев, прямо, можно сказать, из обители, как бедненьких овечек из овчарни?

— Подождите, — остановил аббата Джованни, — что бы ни случилось, это произошло не по моему приказу, — Джованни сделал ударение на частице «не». — У вас из обители пропали монахи?

— Из обители? — протянул дом Бернард, возведя очи горе. — Не совсем… И не пропали… Я точно знаю, что мои несчастные чада Христовы были вероломно похищены вашими людьми.

— Моими людьми? Должен вас разочаровать, господин аббат. Если вы имеете в виду каноников Святой Марии, то они кто угодно, но только не «мои люди».

— Ага! — вскричал аббат, — а тогда откуда вам известно, что это каноники?

— Сложно было догадаться, — пытаясь сохранять спокойствие, ответил Джованни. — Легки на помине.

Действительно, виновников не пришлось разыскивать: оба, декан и архидьякон, а с ними еще полдюжины людей явились сами, едва проведали о приезде аббата Бернарда. Замыкал шествие Хильдебранд, единственный в целости и сохранности из всей боевой компании. Джованни оглядел нахохлившихся каноников.

— Сколько, говорите, у вас монахов пропало, двое? — спросил он аббата, не скрывая сарказма.

Архидьякон выступил вперед и решительно обратился к дому Бернарду. Аббат побагровел.

— Что он сказал? — спросил у него Джованни.

— А? — не сразу сообразил аббат, — вы не…

— Да, — кивнул Джованни, — я их не понимаю.

— Он требует выкупа! — дом Бернард чуть не взвизгнул от возмущения.

— Сейчас разберемся, — Джованни подошел вплотную к архидьякону и скрестил руки на груди. — L'argent? — Он не сдержался и фыркнул, ничего не мог с собой поделать, ему одновременно было и грустно, ничего ж хорошего не произошло, право слово, но и смешно до невозможности глядеть на своих драчливых каноников.

Архидьякон согласно закивал и с нажимом заговорил что-то на своем языке, указывая на аббата.

— О чем он говорит? — обернулся Джованни к разгневанному дому Бернарду.

— Говорит, что мои братья напали на этих проходимцев, избили их до полусмерти и убили бы, если б не подоспела помощь, — раздраженно перевел аббат. — А потом моих несчастных овечек скрутили, и теперь держат под замком, требуя восстановления справедливости и возмещения ущерба за побои. Подлые твари! — дом Бернард погрозил каноникам кулаком.

Джованни нисколько не удивился, когда в ответ архидьякон показал аббату кукиш.

— Двое монахов чуть не убили восемь человек? Переведите им, будьте любезны, господин аббат!

Джованни наблюдал за реакцией архидьякона на свои слова. Тот не сразу нашелся, что ответить. В дело вступил декан Брендан.

— Он говорит, что мои монахи гневливы, жадны до чужого, и… я вообще отказываюсь это переводить, это все подлая клевета! — возмутился дом Бернард. — И наглое вранье, что моих бедных братьев застали на вашем поле. Чего бы им понадобилось на вашем поле, интересно мне знать?!