Мера Любви
Шрифт:
— Надо же как вас выучили-то. Вы, поди, на такую-то ученость не один год потратили!
— А то, — подмигнул ему Джованни.
Капеллан крякнул и расплылся в довольной усмешке:
— Меня-то быстренько выучите?
— Станете стараться, выучу, — пообещал Джованни.
— Слово даете?
— Я же сказал.
— Да так-то оно так, — капеллан почесал в затылке.
— Это и от вас будет зависеть, любезный мой Арнуль. Не захотите — не выучитесь, повторил Джованни. — А вы надолго здесь?
— В смысле, в Стокепорте? На зиму точно. Граф здесь зимовать собрался.
— Bene! — вырвалось у Джованни. — То есть я хотел сказать, это хорошо, потому что вы сможете многому успеть научиться.
— Ладно
— А граф хорошо образован? — осторожно спросил Джованни.
— Куда там, — махнул рукой капеллан, — ничего он не образованный, я ему читаю, если что надо. Когда ему учиться-то было? Некогда ему было учиться, с малолетства воевал. Там, — капеллан указал рукой в неопределенном направлении, — на континенте.
— С французами?
— И с французами, и вообще. С кем придется. С королем, вон, нашим тоже. Старый граф, упокой Господь его душу, здорово нашему нынешнему голову задурил в свое время. Он, граф-то наш, на дочке того, покойного, женат был, на старшей, потому и сделался графом, — разговорился капеллан.
— Был? — переспросил Джованни.
— Так ведь померла она, бедняжка. Беатрис ее звали. И ребеночек их, дочка, тоже, — капеллан тяжко вздохнул. — Господь прибрал. Теперича графу опять жениться надо, а то кто ж графство наследовать будет? Ладно, что-то разболтался я, — остановил он себя. — Вы уж не взыщите, в нашей глуши и поговорить-то не с кем.
— Что правда то правда, — рассеянно ответил Джованни, занятый своими мыслями.
— Я что спросить-то хотел, — спохватился капеллан. — Тут в шестой день январских календ будет праздник святого Иоанна Евангелиста, не ваши ли именины?
— Да, но… — Джованни смутился. — Я не стану праздновать, не могу себе этого позволить, так что не беспокойтесь, забудьте.
— Ладно, что ж, коли так, — капеллан помялся, словно хотел еще что-то спросить, но передумал.
— Если вы не против, давайте посмотрим, что вам в мессе не понятно, — поспешил Джованни сменить тему разговора.
Так у них и повелось. Любознательный Арнуль остался своим первым уроком весьма доволен и приехал продолжить его уже на следующий день, после второго занятия. Капеллан был совершенно очарован и Джованни, и его познаниями: «Уж и не знаю я, как вас отблагодарить-то, ей Богу, мессир!» — разохался он на прощание.
В день святого Иоанна капеллан приехал довольный и сразу с порога вручил Джованни подарок:
— Вот, — Арнуль поклонился, — извольте принять от сиятельнейшего графа Честерского!
Зачем вы? Я же просил! растерялся Джованни, но подарок взял. Это оказался столовый прибор на одну персону: кубок, блюдо, тарелка.
— Чистое серебро, — объявил Арнуль.
— О, Мадонна, это же дорого! — Джованни просто не знал, что сказать.
— Граф-то может себе это позволить, поди не бедствует, — довольно хмыкнул Арнуль, радуясь реакции Джованни на подарок.
Джованни не мог укорять болтливого капеллана, получить подарок от графа было несказанно приятно.
В октаву Рождества Джованни много времени посвящал службам, по полдня проводил в соборе, потом праздновали Богоявление. Капеллан наведывался почти ежедневно, граф не приехал ни разу.
— Не любит он этого, — ответил Арнуль на вопрос Джованни, — так, найдет на него порой, сидит со своими людьми, псалмы поет, а вообще, не больно-то…
В день святого Вильгельма Джованни отслужил мессу за графское здоровье, в качестве подарка ему послать было нечего.
После Крещения Господня капеллан заговорил о том, не пора ли ехать в Стокепорт, приносить вассальную присягу. Джованни сразу согласился и попросил Арнуля просветить его относительно церемонии. «Ничего сложного», — уверил тот. В условленный день все каноники
Миновали деревню Стокепорт и впереди, посреди пустых полей, предстал величественный замок на холме. Огромный донжон и угловые башни на замковых стенах высоко взмывали в ненастное январское небо, утверждая величие графа Честерского и бросая вызов любому, кто посмел бы его принять. Замок Стокепорт был выстроен по всем правилам французского фортификационного искусства. В Англии Джованни не видал ничего подобного. У него замерло сердце. Джованни приуныл. Между ним и графом вновь разверзалась непреодолимая пропасть. Кто такой граф? Владетельный сеньор. А кто Джованни? Мелкая сошка, как говорится, епископ — одно название.
Со стены замка затрубили, начали опускать подъемный мост. Джованни покрепче сжал в руке поводья, больно уж не любила Логика проходить под воротами. Но в этот раз все сошло благополучно: присмирела и лошадь Джованни, и его каноники. На внутреннем дворе замка их встречало множество народу.
Граф ждет вас, Ваше Преосвященство, объявили Джованни, стремянной ловко помог ему сойти на землю, привратник с поклоном пригласил следовать за собой.
Джованни провели в главный зал, занимавший целый этаж пузатого донжона. Время близилось к полудню, но в зале дымило множество факелов. Джованни снял верхние перчатки. Зал был огромным, но не таким холодным, как можно было ожидать, — в камине полыхали целые стволы. Здесь народу толпилось еще больше, чем на дворе, Джованни заметил даже несколько дам; кроме того, за ним пришли и каноники вместе со всеми прочими, и толпа оттеснила Джованни вперед. У противоположной стены зала на возвышении стояло кресло хозяина замка. Граф приветствовал Джованни, но не тронулся с места, это не полагалось по обряду.
— Да подойдите же, — подтолкнул Джованни капеллан. Джованни подчинился. Граф сделал знак, призывающий всех к молчанию, и в зале воцарилась тишина.
— Желаете ли вы, Жан Солерио, епископ Силфорский, стать моим человеком безоговорочно? — спросил граф.
— Да, я хочу этого, — ответил Джованни, как его научил Арнуль, потом опустился перед графом на одно колено и протянул ему сложенные как для молитвы руки. Граф взял руки Джованни в свои, поднялся с кресла и поднял за собою Джованни. Графу пришлось сильно наклониться для поцелуя верности. Когда губы графа коснулись его губ, Джованни закрыл глаза. До сего момента он терпеть не мог чужих прикосновений, и уж коли их вовсе невозможно было избегать, Джованни приходилось их сносить. Что говорить о поцелуе? При всех других обстоятельствах ему непременно стало бы противно, но не в этот раз. Джованни был наивен до невозможности, но совсем не глуп, разгадка его изменившегося вдруг отношения к прикосновениям заключалась в графе. И, так сказать, «не противен» граф сделался для Джованни еще в их первую встречу, а теперь все прояснилось. Джованни ощутил невероятную силу, соединяющую и связывающую его с графом, так что Джованни отныне не был один, но навсегда их стало двое, даже если граф и знать об этом ничего не знал. «Я люблю вас, Гийом де Бсльвар», — отчетливо сложилось в сознании Джованни, и он открыл глаза в испуге, что произнес эти слова вслух. Но нет, церемония продолжалась своим чередом, Джованни подали Библию. «Я клянусь в моей верности быть преданным с этого мгновения графу Гийому и хранить ему перед всеми и полностью свое почтение по совести и без обмана», — произнес Джованни, ни разу не сбившись. С этого момента он становился человеком уст и рук сеньора. Граф вручил ему ключи от города Силфора.