Мера Любви
Шрифт:
Джованни вновь остался в темноте, только огонь потрескивал в камине. Неизвестно, сколько времени он просидел на коленях у изголовья графской кровати, прислушиваясь к неровному дыханию де Бельвара, изредка поднимаясь, чтобы размять затекшие ноги и подложить поленьев в огонь. Потом усталость одолела его, он забылся тяжелым сном, словно провалился в глубокую пропасть, а очнулся, когда уже светало. Граф спал.
Джованни укорил себя за слабость и опять принялся молиться. Он сначала привычно сложил руки для молитвы, потом сплел пальцы и так сжал их, что костяшки
— Вам лучше? — спросил Джованни, целуя графу руку.
Де Бельвар закрыл глаза, потом открыл их, Джованни понял это как «да». Граф собрался с силами и попросил позвать Арнуля, но Джованни вызвался сам ухаживать за ним. У де Бельвара не было сил спорить. В спальне нашлось все необходимое, и Джованни знал, как ухаживать за тяжело больными:
— Второй муж моей матери погиб на турнире, — рассказывал он, чтобы развлечь графа, — вернее его ранили, а потом он долго умирал дома. Моя мать была предоставлена сама себе и так растерялась, что написала мне, чтобы я поскорее приезжал помогать ей. Она, бедняжка, осталась совсем без денег и не могла позволить себе даже нанять сиделку, а Джованна, моя сестра-близнец, всегда была слишком чувствительна, чтобы справиться с подобными вещами.
Лишь ближе к полудню в спальню заглянул Арнуль — робко, как будто испрашивая разрешения. Джованни позволил ему войти.
— Соберите моих капитанов и этого чертова Стива захватите, — приказал граф.
Арнуль бросился выполнять приказание, радуясь, что его сеньор в состоянии ругаться, а значит, еще не все потеряно.
Когда он вернулся с четырьмя рыцарями и Стивом Белкой, де Бельвар попытался приподняться на кровати. Джованни поддержал его, но все усилия оказались напрасными, графу пришлось опуститься обратно на подушки.
— Что они хотят? — сурово спросил он у Стива.
— Они хотят меня убить. Хотят, чтобы меня выдали им на расправу, — почти хныча ответил Стив Белка, кажется, не совсем еще протрезвевший.
Они ищут вашего правосудия, мессир граф, вмешался один из капитанов. — Они кричали об этом, когда я ходил на стену.
— Ясно, будете пока за главного, Робер Фиц-Уильям, — твердо сказал де Бельвар. — И никакой самодеятельности, никаких переговоров без моего ведома, и никаких вылазок! Ворота не опускать ни под каким предлогом, Стива не слушать.
— Да, мессир, — отчеканил капитан.
Вопреки надеждам Джованни, к вечеру де Бельвару сделалось хуже, у него вновь начался жар. Арнуль только разводил руками: «придется набраться терпения».
На следующее утро граф опять почувствовал облегчение и снова потребовал отчета о поведении неприятеля.
— Никаких изменений, — отрапортовал Робер Фиц-Уильям. — Сидят в деревне и орут под стенами.
— Что орут? — поинтересовался граф.
— Всякие
— Среди них пошел слух, что они в вас попали, мессир, — ответил капитан.
— Они посчитали, что раз вы не поднимаетесь на стену, то они вас убили, и вы либо уже умерли, либо умираете, — Арнуль пытался жестами, выражающими недоверие, смягчить смысл произносимых слов, что выглядело весьма нелепо. — Поэтому они начали требовать выдачи вашего дяди.
— Обойдутся, — мрачно сказал де Бельвар. — Откуда они вообще взяли, что я здесь?
— Стив выболтал, — ответил капитан.
— Вот кретин, — выругался граф. — Ладно, черт с ним. Мой приказ в силе, никаких переговоров, ворота держать на запоре.
Два последующих дня прошли совершенно без изменений, как в положении осады, так и в состоянии де Бельвара.
— Да что это такое? — сокрушался Джованни, имея в виду лихорадку графа. — Сколько так может продолжаться? Утром лучше, а вечером опять то же самое.
— Надо набраться терпения, — повторял Арнуль, но сам не мог скрыть беспокойства.
Ближе к полудню четвертого дня, когда Джованни и Арнуль решали, стоит ли сменить графу повязки, наверх прибежал Стив Белка, сияя от восторженного возбуждения.
— Они уходят! Уходят! Конец осаде! — вопил он.
— С какой это радости? — недоверчиво осведомился де Бельвар. Силфорцы, видно, сильно соскучились по нему вот, Стив указал на Джованни, — и уговорили шерифа уйти, чтобы их епископ, он в °т, — Стив опять ткнул пальцем в сторону Джованни, как будто граф мог усомниться, что речь идет именно о нем, — чтобы он вернулся в их город.
— Как это в голову шерифу пришло договариваться с мужичьем? — обратился де Бельвар уже не к Стиву, а к вошедшему следом за ним Роберу Фиц-Уильяму.
— Я своими глазами видел в лагере шерифа аббата Бернара, он, наверное, послужил посредником, — сказал капитан. — Силфорцы предложили откупные, чтобы шериф со своими людьми ушел и позволил мессиру епископу, — Робер поклонился Джованни, — беспрепятственно покинуть замок.
— Этого не может быть! — воскликнул Джованни.
— Плохо дело, если за него взялся аббат Бернар, — нахмурился Арнуль.
— Это, скорее всего, ловушка, — сказал граф. — Ни за что не опускать мост! Слышите, капитан, я приказываю!
— Да, мессир.
— Пошли все вон, — недовольно проворчал де Бельвар. Ему смертельно надоело болеть, и он сделался капризным.
— Аббат Бернар заплатил им, чтобы они меня убили, — сокрушенно проговорил Джованни.
Граф протянул к нему руку, подзывая к себе.
— Никто не посмеет причинить вам зло, пока я жив, — убежденно сказал де Бельвар, глядя на Джованни в упор горящими от лихорадки глазами. — Я не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось, клянусь. Пока я жив, вы в безопасности. Ради такого случая, так и быть, я обязательно переживу аббата Бернара.