Мерцание золотых огней
Шрифт:
– Честно тебе скажу, я обижалась на тебя, Юлька, я ведь хотела увезти тебя в Москву, но ты... А, да что там говорить! Но все это в прошлом. Я рада, что ты нашла меня, что мы все же вместе.
– Я тоже обижалась на тебя, мама. Как же я могла уехать в Москву, бросить отца? Кто бы его кормил? Стирал, убирал в доме, сажал, поливал и пропалывал в городе? Нельзя было все это бро сить. Но я тоже рада, что ты у меня все-таки есть...
– Рассказывай, Юля. Я ведь совсем ничего не знаю о тебе. Это непростительно для матери, но что поделаешь, если так полу чилось. Какая же ты красивая у меня девчонка выросла! И умни ца... Но я заметила
Омельченко принес серебряный поднос с чайными принадлеж ностями, поставил на столик с изогнутыми ножками и голубыми цветами на лаковой поверхности.
– Спасибо, Володя, - кивнула Раиса.
– Ты иди, а мы тут нем ного посекретничаем. А потом спустимся вниз и пообедаем.
– Рая, твоя дочь восхитила и... поразила меня, - сказал Омельченко, глядя на Юлю. Но она, по-моему, обижается на меня. Ты, пожалуйста, объясни Юле, что я не враг, просто оберегал те бя от излишнего нервного напряжения.
– Конечно, Володя, обязательно объясню, - кивнул Раиса и, когда он ушел, внимательно посмотрела на Юлю.
– Он все ещё любит меня, да и я его тоже. Хотя... Да, это не важно. Рассказывай, Юля, как ты жила без меня.
Она замерла, будто мраморная статуя, слушая невеселый рассказ Юли. И только пухлые пальцы нервно барабанили по округ лым коленкам. Когда Юля дошла до своего бегства из Ростова пос ле сожжения дома и кухни, Раиса сцепила пальцы в замок, прижала их к груди и заскрипела зубами. Слезы катились по её бледным щекам. Слезы катились и по смуглым щекам Юли.
– Вот так, мама, я и оказалась в Москве...
– Бедная моя девочка...
– Раиса встала с кресла, подошла к Юле, обняла её, прижавшись бледной щекой к смуглой щеке. Теперь их слезы смешивались.
– Сколько же тебе довелось вынести!... А Григорий, значит, умер... Царство ему небесное.
– Он любил тебя, мама, и перед тем, как его увезли в мили цию, просил, чтобы я написала тебе. Я тогда написала письмо на фирму "Фермопил", ты не получала его?
– Доченька, "Фермопил" к тому времени уже не существовал, и письмо твое, конечно же, не дошло до меня. Я бы, конечно, приехала, я бы помогла тебе... Но, видишь, как все получилось. Бедная, бедная моя девочка...
– Это ещё не все, мама. В Москве была ещё труднее.
И Юля принялась рассказывать о мучительной жизни в кварти ре Колготина, о трудных поисках матери.
– Вот что, Юля, - вытерев глаза шелковым платочком, сказала Раиса. Ты сегодня же переберешься в нашу квартиру в Безбожном переулке... Теперь он стал Протопоповским. Люди с юмором зани мались переименованием, что тогда, что сейчас. Переедешь, все равно мы там не живем. Об этом Колготине забудь, если он оскор бил тебя, я сделаю так, что будет ползти на коленях от Земляно го вала до Без... Протопоповского.
– Мама, а как ты живешь? Я ведь тоже ничего не знаю о те бе. Говорят, дела твоей фирмы совсем плохи. Почему?
– А говоришь, ничего не знаешь, - невесело усмехнулась Раи са.
– У плохих новостей длинные ноги. Да, Юля, дела идут неваж но. Мы с Володей организовали "Фермопилы" в 92-м году. Он дого ворился со своими знакомыми, получил кредит в два миллиона руб лей, по тогдашним временам - огромная сумма. А я взвалила на себя все организацию дела. Зарегистрировали фирму, сняли хоро шее помещение в центре, ты была там, видела, закупили офисное оборудование, взяли толковых людей
– Раиса подумала и решила не рассказывать Юле о потере водочного склада.
– Совсем руки опустились...
– Я знаю, контракт с американцами у тебя перехватила фирма Вадима Лаврентьева, - сказала Юля.
– Откуда?!
– воскликнула Раиса. Она попятилась, устало плюхнулась в свое кресло, не сводя с дочери изумленного взгля да.
– Он сам рассказал мне.
Уже не изумление, а ужас вспыхнул в глазах Раисы.
– Юля...
– прошептала она.
– Ты знакома с этим... с этим подлецом?
– Да, мама. Вчера вечером он приходил в квартиру Колготина с цветами и шампанским. Но я выгнала его.
И Юля рассказала, как познакомилась с Лаврентьевым, как заставила Колготина попытаться ограбить квартиру на Олимпийском проспекте, как Иваненко арестовал Колготина и разбил голову хо зяину квартиры.
– С тобой не соскучишься, дочка, - пробормотала Раиса.
– И милиционер у тебя есть, и наглого юнца... Лаврентьева ты прог нала, прямо не верится.
– Он в тот вечер был в "Спарте", разговаривал с твоим но вым мужем. Вадим не знает, что я твоя дочь. Он думал, что может обзывать, оскорблять меня, а потом лишь пальцем поманит, и я прибегу! Но я не такая, мама.
– Ты не такая, Юлька... Ты можешь... я бы никогда не реши лась на такое. В погреб - и кипятком! По улице - на бочке с квасом! Вот бы кто спустил этого Лаврентьева на бочке с квасом! Да к нему не подберешься. И таких крутых спусков нет.
– Они и не нужны, мама, - уверенно сказала Юля.
– Мы приду маем что-нибудь другое.
Раиса ещё раз изумленно посмотрела на дочь. У этой девчон ки, похожей на отца, был её характер! Даже - более сильный, бо лее решительный! Бог послал ей не только дочь, но и союзницу! Никто вокруг не понимал, когда она говорила, что Чернов и Лав рентьев должны быть наказаны за то, что перехватили контракт, натравили на "Спарту" налоговую инспекцию, а потом и до водоч ного склада добрались, никто!
И вдруг появляется Юлька и заявляет, что Лаврентьев будет наказан! Господи, да не провокация ли это? Они ведь столько лет не виделись...
– Юля, дочка, пойми, дорогая, Лаврентьев - это тебе не Стас Котов, а Москва - не Ростов...
– осторожно сказала Раиса.
– Я понимаю, мама, ты не веришь мне, - тихо сказала Юля.
– Ну и зря. Я, конечно, искала тебя, чтобы попросить помощи, только ты у меня и осталась... Но и я тебе хочу помочь. Если человек обидел нас обеих, это не должно сойти ему с рук, ведь правда?