Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
– Пока тихо, - ответил Мерецков, прижимая трубку к уху, чтобы лучше было слышно.
– Тебя, Георгий, я хочу поздравить с ответственной должностью.
– А я думал, ты совсем забыл обо мне, - глуховатым голосом отозвался Жуков.
– Ты что-нибудь делаешь по проблеме Ленинграда? Верховный мне сказал, что вы с Говоровым занимаетесь подготовкой операции по прорыву блокады города.
– Верно, Георгий. Едва утихли бои на Синявинском выступе, я сразу же переключился на это самое дело. Ты желаешь мне что-то посоветовать?
– Не сейчас, Кирилл. Скоро приеду к тебе и тогда подключусь к твоей проблеме.
– Жуков помолчал, о чём-то вспоминая.
– Да, ты держи связь со своим соседом, генералом
Все последующие октябрьские дни Мерецков вместе со штабом работал над планом операции. Теперь он был убеждён, что прорывать блокаду надо где-то неподалёку от Ладоги. Об этом он сказал и Сталину, когда зашёл разговор, и был рад, что тот согласился. Мерецков подумал о том, что ему нужно съездить в Ленинград к генералу Говорову, чтобы согласовать свои действия с ним, сделать это ему советовал и Жуков. Надо только взять разрешение у начальника Генштаба. Поздно вечером, когда связь не так загружена, он по ВЧ позвонил генералу Василевскому, доложил о ситуации на фронте, о работе над планом операции, ответил на некоторые вопросы и высказал свою просьбу.
На другой день утром, когда Мерецков и начальник штаба Стельмах работали, позвонил Василевский.
– Кирилл Афанасьевич, можете ехать в Ленинград к Говорову, Верховный разрешил, но к концу дня вы должны вернуться. А с планом операции не затягивайте, об этом скажите и генералу Говорову.
Прилетел в Ленинград Мерецков в одиннадцатом часу. На дворе стоял конец октября. Уныло накрапывал дождь. Тихо вокруг, город словно вымер. Вдоль улицы чернели трубы сгоревших домов, здания наполовину разрушены. Всё то, чем жил в этом замечательном городе Мерецков, будучи командующим округом, что было дорого его сердцу, куда-то вмиг исчезло, и Ленинград после жестокого вражеского обстрела и сильных бомбёжек казался призраком. Горький комок подкатывался к горлу, когда Кирилл Афанасьевич смотрел на всё это.
– Товарищ генерал армии!
– прервал его раздумья чей- то звонкий голос.
Мерецков обернулся. У обочины дороги стояла чёрная «эмка», из неё выскочил капитан и подбежал к нему.
– Извините, товарищ командующий, я опоздал к самолёту. «Юнкерсы» бомбили город, пришлось в дороге нам остановиться...
Генерал Говоров, высокий, плечистый, с открытым лицом, встал из-за стола и шагнул навстречу Мерецкову. Пожатие его руки было тёплым и крепким.
– Ещё вчера ожидал вас, Кирилл Афанасьевич, но ваше сиятельство не смели прибыть, - не без шутки промолвил он.
– Что, испугались вьюги?
– Лучше пусть будет снежная буря, чем свинцовая, - сострил Мерецков.
– Я к тебе, Леонид Александрович, собирался, но позвонил Василевскому, и тот заявил, что «добро» на поездку в Ленинград мне нужно брать у Верховного. Потому и задержался. Кстати, - продолжал Кирилл Афанасьевич, - начальник Генштаба потребовал не затягивать с разработкой плана операции, то же самое он поручил мне передать тебе.
– Мерецков снял шинель, присел к столу.
– Какие силы можешь задействовать в предстоящей операции?
Говоров сказал, что его войска нанесут встречный удар в том месте, где войска Волховского фронта находятся ближе всего к Ленинграду. Он предложил Кириллу Афанасьевичу подойти к карте, которая висела на противоположной стене.
– Я думаю, что это надо сделать, как ты и говорил, севернее Ладоги.
– Это место, обведённое красным кружочком, он показал на карте.
– Ну а мой план будет готов к середине ноября, и мы пошлём его в Ставку.
(17 ноября ленинградцы представили в Ставку свои соображения по плану совместной операции обоих фронтов, а также Балтийского флота; большое
– Где нам обозначить рубеж встречи двух фронтов? спросил Мерецков.
– Может быть, в районе железной дороги, что идёт через Рабочие посёлки номер один и номер пять, вот здесь?
– Кирилл Афанасьевич обозначил это место на карте.
– Согласен!
– задорно воскликнул Говоров.
– Здесь самое узкое место между нашими фронтами. Да, а как там Сталинград?
– Пока на улицах города идут ожесточённые бои, - подчеркнул Мерецков.
– Чтобы помочь защитникам Сталинграда, 19 октября в наступление перешли войска Донского фронта, немцам тут же пришлось снять со штурма города большую часть авиации, артиллерии и танков и бросить всё это против Донского фронта. По словам Василевского, там идёт упорная и кровавая битва, - проговорил Кирилл Афанасьевич.
– Но у Александра Михайловича был бодрый голос, и я понял, что назревают события не в пользу врага.
– Что конкретно?
– насторожился Говоров, разглаживая ладонью колючие усы.
– Василевский об этом не сказал, лишь намекнул.
– Мерецков выдержал паузу.
– По его словам, сейчас главная задача сталинградцев - измотать немцев до предела, а уж потом ударить по ним... Да, не будь этих тяжких боев под Сталинградом, мы бы с вами, Леонид Александрович, получили для фронтов солидные резервы, пока же всё идёт в Сталинград.
Работалось обоим командующим быстро и хорошо, они с полуслова понимали друг друга. В шестом часу вечера перекусили, и Мерецков уехал в свой штаб. Провожая его, генерал Говоров был задумчив.
– Чего вдруг притих?
– спросил его Кирилл Афанасьевич.
– Хотелось бы крепко ударить по немцам, но войск и боевой техники у меня маловато, на глубокую операцию сил не хватит.
– Не горюй, дружище!
– ободрил его Мерецков.
– Мы и с теми силами, что есть, дадим фрицам прикурить. Ну, будь здоров, Леонид Александрович!
– Они обнялись на ледяном ветру, и Кирилл Афанасьевич поднялся в кабину «Дугласа».
План, который разработали командующие, предусматривал встречный удар двух фронтов, разгром группировки немцев к югу от Ладоги и прорыв блокады Ленинграда в самом узком месте. Мерецков, учитывая трудности Ленинградского фронта, пошёл на то, чтобы в операции участвовало больше дивизий его фронта, нежели Ленинградского. Кирилл Афанасьевич боялся, что Ставка не утвердит его план, но она утвердила его без каких-либо замечаний. Мерецков не смог сдержать своих чувств.
– Пока всё идёт без сучка, без задоринки, - сказал он, потирая руки и весело глядя на генерала Стельмаха.
– Декабрь Ставка нам отводит на подвоз боеприпасов и новой техники, ремонт танков и прочее. Начнём мы боевые действия в начале января сорок третьего. Знаешь, как в Ставке назвали нашу операцию?
– Не слыхал, - смутился генерал Стельмах.
– «Искра»!
– весело изрёк Кирилл Афанасьевич.
Директива Ставки на прорыв блокады поступила 8 декабря. Руководство Волховского фронта к этому времени претерпело изменения. Членом Военного совета фронта по инициативе Верховного был назначен генерал Мехлис, а начальником штаба - генерал Шарохин. Генерал Стельмах возглавил штаб Юго-Западного фронта. Не знал Кирилл Афанасьевич, что видится с ним в последний раз: 21 декабря Стельмах погиб в бою, об этом Мерецкову в тот же день сообщил командующий фронтом генерал Ватутин. Конечно, генерал Шарохин был более опытный штабист, ещё до войны он окончил Военную академию Генштаба, а в ходе войны был заместителем начальника Генштаба. Против его назначения Мерецков не возражал, хотя ему жаль было отпускать Стельмаха. Но так решил не он, а Сталин, о чём Кирилл Афанасьевич честно заявил Григорию Давидовичу.