Мэри и великан
Шрифт:
Вокруг нее образовался маленький островок звука.
— Туини, — сказала она, встряхнув волосами, — а я ведь раньше сочиняла песни. Вы не знали?
— Нет, — ответил Туини.
— Она прихватила одну с собой, — мрачно проскрипел Кумбс. — Сейчас покажет и будет просить, чтоб вы ее спели.
Услышав это, Туини раздулся, став еще больше, чем обычно; его гигантское самомнение, казалось, испускало синеватый ореол с металлическим отливом.
— Что ж, — сказал он, — мне всегда интересен новый материал.
Нитц рыгнул.
Пока Бет доставала ноты из своей необъятной сумки, Мэри Энн
— Почему ты мне не сказал?
— Я ждал.
— Чего? — не поняла она.
— Чтобы он тоже был рядом. Чтобы мог ответить.
— Но, — беспомощно сказала она, — он так и не ответил.
Она чувствовала, что теряет опору; земля уходила из-под ее ног, и она была не в силах это остановить.
— Он ничего не сказал.
— Вот именно, — произнес Нитц.
Его голос потонул в звуках фортепьяно. Бет заиграла, и Туини, стоявший позади нее, наклонился вперед, чтобы разглядеть слова. Он уже вошел в фазу жесткой концентрации; музыка была для него делом серьезным. Что бы там Бет ни сочинила, он собирался отнестись к этому с полным вниманием. Ему была присуща грация, которую Мэри Энн не могла забыть или наблюдать равнодушно; он верил в то, что делал, и это только прибавляло ему стиля.
— Эта песня, — нараспев произнес Туини, — называется «Где мы, бывало, сиживали» и рассказывает историю молодой женщины, которая гуляет по осенним полям и вспоминает места, где она бывала со своим возлюбленным, теперь погибшим в далекой стране. Это простая песня. — И, вздохнув глубоко и со значением, он спел эту простую песню.
— Он нечасто так делает, — пробормотал Нитц, когда песня заканчивалась. Бет принялась наигрывать арпеджио, а Туини, похоже, погрузился в размышления о тайне бытия. — Обычно его не заставишь спеть с листа новый материал… он любит сначала просмотреть его, хотя бы бегло.
— Вы почувствовали это, верно? — говорила Бет, обращаясь к Туини. Она стала играть еще громче и эмоциональнее. — Вы почувствовали все, что я хотела в ней сказать?
— Да, — согласился Туини, с полузакрытыми глазами покачиваясь в такт музыке.
— И вы раскрыли все это. Вы ее оживили.
— Это красивая песня, — сказал Туини; он был словно в трансе.
— Да, — прошептала Бет, — вы придали ей красоту. Почти пугающую красоту.
— «Белое Рождество» [24] , — сказал Нитц, — вот твой потолок. Тут тебе и хана.
24
«Белое Рождество» («White Christmas») — популярная песня Ирвинга Берлина, впервые исполнена в 1941 г. Бингом Кросби.
Несколько кратких мгновений Туини удавалось сохранять самообладание. Затем чувства пересилили, и он отвернулся от пианино.
— Обыденное хамство, Пол, способно ранить, и очень сильно.
— Только если ты не толстокож.
— Это мой дом. Ты пришел ко мне в гости, по моему приглашению.
— Твой только последний этаж. — Нитц был бледен и напряжен; он уже не шутил.
Последовало молчание, все более взрывоопасное. Наконец Мэри Энн подошла к Туини и сказала:
— Нам всем пора.
— Нет, —
— Пол, — сказала она Нитцу, — пойдем.
— Как скажешь, — откликнулся Нитц.
Бет, сидевшая за пианино, пробежалась по клавишам.
— А нас вы не хотите подождать? Мы бы вас подвезли.
— Я имела в виду, — пояснила Мэри Энн, уже понимая безнадежность своей затеи, — что нам всем пора. Всем пятерым.
— Отличная идея, — согласилась Бет. — Боже, ничего лучше и представить себе нельзя.
Она не тронулась с места и продолжала играть. В углу, поджав под себя ноги, сидел и печально перебирал струны всеми забытый Чад Лемминг. Его никто не слышал — голос гитары терялся среди более мощных фортепьянных аккордов.
— Теперь уж ее отсюда не сдвинешь, — в каком-то порыве сказал Кумбс Мэри Энн, — все, внедрилась и укоренилась.
— Закрой рот, Дэнни, — добродушно отозвалась Бет, начиная серию секвенций, переходящих в балладу Форе [25] . — Послушайте вот это, — сказала она Туини, — слыхали когда-нибудь? Это одна из моих любимых вещей.
25
Форе, Габриэль Урбен (1845–1924) — французский композитор и музыкальный педагог.
— Никогда не слышал, — сказал Туини. — А это тоже ваше?
Бет фонтанировала музыкой, искрила и брызгала: вслед за прелюдией Шопена тут же зазвучала первая часть сонаты си-бемоль Листа. Туини, попав в этот бурный поток, держался стойко, выжил и даже сумел улыбнуться, когда закончилась кода.
— Обожаю хорошую музыку, — объявил он, и Мэри Энн в замешательстве отвела взгляд. — Жаль, что не получается уделять ей больше времени.
— А знаете «Лесного царя» Шуберта? — спросила Бет, не переставая яростно бить по клавишам. — Как замечательно вы могли бы его интерпретировать!
Кумбс навел камеру и щелкнул их обоих за пианино. Туини как будто даже не заметил; он по-прежнему вдыхал музыку, теперь с закрытыми глазами, со сжатыми перед собой ладонями. Кумбс, смеясь, скинул на пол использованную лампочку для вспышки и вставил новую, которую достал из кожаного футляра на поясе.
— Боже, — сказал он Нитцу, — он совсем покинул нас.
— Это бывает, — отозвался Нитц. — Боюсь, для него это обычное дело.
Он придвинулся ближе к Мэри Энн и положил руку ей на плечо. От дружеского прикосновения ей стало чуть легче, но ненамного.
Внезапно Бет отпрыгнула от пианино. В экстазе она схватила Лемминга за руку и рывком подняла его на ноги.
— И ты с нами, — закричала она ему, остолбеневшему, в ухо, — давайте-ка, танцуют все!
Довольный тем, что его снова заметили, Лемминг принялся страстно играть. Бет поспешила обратно к пианино, где сбацала начальные аккорды шопеновского полонеза. Лемминг в исступлении пустился по комнате в пляс; бросив гитару на кушетку, он высоко подпрыгнул, хлопнул ладонями по потолку, приземлился, схватил Мэри Энн и закружил ее. Качаясь взад-вперед у пианино, Туини ревел: