Мэри и великан
Шрифт:
— Спасибо, — сказал он слабым голосом, — ты очень хорошая.
Она ничего не ответила.
— Они меня не заметили, — гордо заявил Нитц, — дверь была заперта, и я сидел не шелохнувшись. Они и не поняли, что я там.
Легонько обняв его, Мэри Энн прижалась щекой к его лбу.
— Никого, кроме нас, — с вызовом бормотал он, — всех забрали. Никого. Остались только мы с тобой.
За окном ночная птица издала жутковатый звук. До рассвета оставался час с небольшим.
11
Как только его жена покинула
И вот Дэниэль Кумбс шел в центр города и думал о том, как несправедливо устроен мир. Ну какой у его жены нравственный облик? У свиньи краше. Стоит на горизонте появиться какому-нибудь мужику, как она прыгает к нему в постель; она выставлялась перед Джозефом Шиллингом и переспала с ним, потом был тот итальянец, хозяин овощной базы, потом ее ученик, потом еще один, и вот теперь эта бестолковая вереница событий, которая закрутилась вокруг негра по имени Карлтон Туини. Все. Дальше некуда.
Ему припомнилось чудовищное падение того вечера, и он ускорил шаг. К деловому кварталу Пасифик-Парка он приближался почти бегом.
На боковой улочке задрипанного квартала, между кафе, бильярдными и магазинами сигар, располагался оружейный магазин. Кумбс зашел туда и остановился у стеклянной витрины в ожидании хозяина. Вскоре перед ним предстал лысый тип в ковбойском жилете и брюках в мелкую полоску.
— Да, сэр, — произнес он с гнусавым новоанглийским выговором, — чем могу быть полезен?
Нужный ему пистолет Кумбс выбирал в течение часа. Это оказался матовый полуавтоматический «ремингтон» 32-го калибра, который стоил дороже, чем он предполагал. Еще пятнадцать минут он выторговывал цену поинтересней и в итоге ушел из магазина с покупкой.
Затем, прошагав трущобы и спальный район, он очутился за городом, в открытом поле. В нескольких милях от шоссе виднелся худосочный пролесок, и Кумбс направился к нему. Потом он блуждал в прохладном сумраке, выискивая какую-нибудь мишень, чтобы потренироваться. Он не стрелял из пистолета со времен сборов в Национальной гвардии.
Над ним пропорхнула стайка птиц, и он наугад пальнул посредине. Ни к чему, кроме птичьей паники и вороха перьев, это не привело. Он уныло побродил вокруг, пиная влажную поросль в надежде, что где-то упала птица. Но птицы не было. Лес застыл. С далекого шоссе до него доносился шорох шин, гул моторов, да время от времени — истошные гудки грузовиков.
Вдруг он заметил, что сквозь траву продираются два мальчугана, а за ними бежит спаниель. Кумбс укрылся в тени мусорной кучи, поросшей сорняком. Собака принюхалась и замерла в нескольких метрах от него. Кумбс поднял пистолет и спустил курок. Из дула поднялась струйка серого дыма, и Кумбс отпрянул в тень; в ушах у него звенело от выстрела.
Напуганные звуком, мальчики осторожно двинулись назад; один из них все время тихо, испуганно звал: «Корки! Корки!» Раненная, но еще живая собака, скуля, пыталась ползти
Наблюдая, как они безуспешно пытаются поднять животное, Кумбс размышлял о тщете жизни. Наконец они нашли широкую подгнившую доску и уложили на нее собаку. Держась за разные концы, мальчики потащили доску и исходящего кровью пациента с опушки в сторону шоссе. Делать больше было нечего, и Кумбс пошел за ними.
На краю леса выдохшиеся мальчуганы остановились и прилегли на доску. Тем временем Кумбс, повинуясь какому-то импульсу, вышел из леса и спросил:
— В чем дело? Что случилось?
— Кто-то застрелил нашу собаку! — прокричал заплаканный мальчик.
Другой молча уставился на пистолет в руке Кумбса.
— Ужасно, — сказал Кумбс. Снова подчиняясь импульсу и сам не понимая зачем, он вытащил и сунул в руку первому мальчишке десятидолларовую купюру.
— Проголосуйте, остановите машину, — наставлял он, хотя они, похоже, его не слышали, — он еще жив; успеете отвезти к ветеринару.
Он пошел дальше, а перепачканные кровью парни тупо смотрели ему вслед. Пройдя метров триста по чистому полю, он остановился, поднял пистолет, прицелился в темневшие на опушке фигуры и выстрелил. Звук выстрела растворился в утреннем воздухе, а Кумбс двинулся своей дорогой.
К десяти утра он вернулся в Пасифик-Парк. Его «Форд» был по-прежнему припаркован на Ильм-стрит, возле большого обшарпанного дома, где жил Карлтон Туини. Кумбс в нерешительности стоял возле машины, а пистолет оттягивал ему карман; надумав, он пошел к лестнице и стал подниматься.
На его стук никто не ответил. Он приставил ладонь козырьком и стал вглядываться сквозь матовое стекло двери. Были видны захламленный коридор и часть комнаты; повсюду валялась одежда. Но — ни шороха. Никаких признаков присутствия Туини. Кумбс подергал ручку, но дверь была заперта. Делать было нечего; он спустился по лестнице, сел в машину и уехал.
Доехав до станции «Стандарт ойл», он переключился на вторую скорость и заехал на бетонную площадку. Он всю неделю собирался это сделать, так что при виде заправочной станции свернул туда рефлекторно, не раздумывая. Вылезая из машины, он спросил оператора:
— Сколько у вас займет машину мою промазать? Я, по крайней мере, две с половиной тысячи проехал.
— Полчаса или вроде того, — подумав, отвечал тот.
— Хорошо, — сказал он, залезая обратно, чтобы включить передачу. Потом он решил заглянуть в столовую по соседству, но, едва сделав заказ, понял, что не голоден. Не прикоснувшись к супу, он расплатился и вышел.
«Форд», к его удовольствию, был уже на эстакаде. Он принялся околачиваться вокруг, критически посматривая на рабочих, которые спринцевали его трансмиссию. Затеял оживленную дискуссию о вязкости моторного масла и, вопреки их советам, горячо настаивал, чтобы ему непременно залили полный картер масла с моющими присадками вязкости десять-тридцать. Суетился и путался под ногами, пока все не сделали, как он хотел. Наконец операторы закончили, опустили машину и выписали чек.