Мэриел из Рэдволла
Шрифт:
Габул пятился и пятился, позволяя Салтару теснить себя в дальний угол зала. Он задыхался и пыхтел, глаза его остекленели от испуга, — казалось, он из последних сил изворачивается, спасаясь от неумолимой сабли и страшного крюка. Но про себя крысиный король злорадно усмехался. Салтар был опьянен предчувствием близкой победы.
Габул продолжал пятиться, спотыкаясь на каждом шагу, налетая на столы и скамьи; каждый новый выпад Салтара угрожал проткнуть его насквозь. У самого занавеса, скрывающего стену, Габул вдруг оступился и рухнул на колени. Меч, дрогнув в самый решительный
Размахивая пылающим факелом, Габул толкал соперника прямо к клинку, спрятанному за занавесом. Его хитрость удалась: Салтар с размаху налетел на кинжал, торчавший в стене, и тут же испустил дух. На его морде застыло недоуменное выражение, словно он так и не понял, что с ним случилось.
В пиршественном зале повисло молчание. Габул презрительно плюнул на труп врага. Потом подскочил к самому большому столу и обрушил на него град сокрушительных ударов. Еда, вино, посуда превратились в месиво под его мечом. Утолив гнев, король повернулся к оторопевшим крысам. Глаза его кровожадно сверкали, кольца и браслеты издавали нестройное дребезжание, дикий оскал обнажал золотые клыки с изумрудами. Наставив на крыс свой кривой меч, Габул взревел:
— Я — Неистовый Габул, Король и Повелитель всех крыс-пиратов! А теперь повторите, кто я!
Десятки мечей, кинжалов, сабель и пик взмыли в воздух. В толпе крыс не было никого, кто бы не орал вместе со всеми: «Неистовый Габул, наш король и повелитель».
Наконец приветственные крики смолкли; в наступившей тишине гулко раздался удар в тяжелую кованую дверь зала. Лысохвост распахнул ее и обнаружил Одноуха — утром тот был среди пиратов, захвативших «Темную королеву». Он был ранен, к тому же ему явно пришлось добираться до берега вплавь — кровь и вода ручьями стекали по его шкуре. Шатаясь, Одноух сделал несколько нетвердых шагов и рухнул на пол. Но все же он приподнялся, опираясь на лапу, и указал на окно:
— Милорд, Кривоглаз удрал. Он похитил «Темную королеву».
Габул, словно пантера, одним прыжком выскочил из-за стола. Он подбежал к чуть живому Одноуху и схватил его в охапку:
— Что ты несешь!
— Милорд, у него все было продумано. Остальные в сговоре с ним. Я один не захотел подчиниться, и он выбросил меня за борт.
— Кривоглаз, старый кореш! И ты меня предал!
— Милорд, он сказал, мол, с тобой лучше не иметь дела. Дескать, ты стал слишком буйным, на тебя не угодишь. Пообещал, что пираты, которые переметнутся к нему, будут по ночам спокойно спать, а не трястись, ожидая удара кинжалом. Тебе что друг, что враг — все едино. Так он сказал, Кривоглаз. Я слышал это своими ушами.
Еще он обещал увести корабль так далеко, что ты ни в жизнь не найдешь.
Габул, охваченный яростью, разжал лапы, и Одноух грохнулся на пол.
— Разрази меня гром! Кривоглаз оказался последним прохвостом. Умыкнул «Темную королеву», мой лучший корабль. Эй, Лысохвост, сколько кораблей стоит в бухте?
— Милорд,
У нее пробито днище и поврежден руль. Ни один корабль не может выйти в море.
Габул мрачно насупил брови:
— А где остальные?
— «Стальной клинок», «Черный парус», «Крысиная голова» и «Острый клык» ушли на промысел. Но они будут здесь прежде, чем вновь наступит полнолуние.
— Как только они войдут в гавань, пусть тут же разворачиваются и опять идут в море, — прорычал Габул, ударив кулаком по столу. — Вы должны нагнать «Темную королеву», или я сгною вас заживо. Да, «Темная королева» скоро войдет в бухту острова Терраморт. На грот-мачте будет красоваться голова Кривоглаза. А того, кто захватит «Темную королеву», я сделаю своим адмиралом, вторым в королевстве после себя! Ну, кто готов пуститься в погоню?
Три крысы торопливо выступили вперед. Габул одобрительно оглядел их:
— Слушайте меня, Кособрюх, Гнилозуб и Кошкодер!
Каждый из вас должен собрать команду. Два дня вам на то, чтобы привести в порядок корабли, что стоят сейчас на якоре. Возьмите невольников, что служат в форте, все равно эти бездельники ни черта не делают. Пусть работают днем и ночью. Кривоглаз еще поплачет кровавыми слезами. И запомните все — от гнева Габула не скрыться ни на земле, ни в море!
9
Уже полдня Буря тащилась по лесу в обществе старого брюзги Паккатуга.
Путешествие оказалось не из приятных, так как глаза у мышки были завязаны и она то и дело натыкалась на стволы и сучья, спотыкалась о корни, обжигалась о крапиву.
Наконец ее угрюмый провожатый проголодался и объявил, что пора сделать привал. Они уселись под старым платаном, широко раскинувшим свои ветви. Буря перво-наперво сняла с глаз повязку.
— Эй, ты что! Ну-ка завяжи опять, слышишь!
— И не подумаю! Лучше ты, беличье отродье, завяжи узлом свой облезлый хвост. По-твоему, я буду есть с завязанными глазами?
Паккатуг, сердито фыркая, вытащил из мешка еду и питье.
— Ладно уж, пока не завязывай, — смилостивился он. — Но только на время привала, ясно? И не глазей по сторонам! Знаю я тебя, наверняка норовишь запомнить дорогу в мой лес.
Но Буря вовсе не глазела по сторонам. Вдруг она заметила, что на груди у нее висит маленький каменный медальон, — наверное, его надели ей зайцы, пока она спала. На нем был вырезан загадочный рисунок — голова барсука на фоне горы с плоской вершиной.
Паккатуг, с овсяной лепешкой в одной лапе и флягой и другой, опустился на землю.
— Лично я собираюсь подкрепиться лепешками и сладкой наливочкой. А что ты будешь есть — это уж твое дело. В Рэдволл я тебя отведу, как обещал. А о том, чтобы по дороге тебя кормить, уговору не было.
Буря вытаращила глаза на Паккатуга, который невозмутимо уписывал лепешку:
— Да как ты можешь трескать за обе щеки, когда рядом другой умирает с голоду!
— Все, мне это надоело! Ну-ка заткнись и завязывай глаза!