Мэрилин Монро. Тайная жизнь самой известной женщины в мире

Тараборелли Рэнди

Согласно воспоминаниям членов семей — и Монро, и Болендеров — Ида пригласила Глэдис повидаться с Нормой Джин, поужинать и обсудить возможность удочерения. Грейс МакКи объяснила Иде поведение Глэдис в тот день, когда та попыталась забрать Норму Джин, тем, что Глэдис не приняла прописанные ей лекарства. Так что Ида постаралась забыть этот неприятный эпизод, хотя это далось ей нелегко. Вероятно, именно поэтому она сумела найти для Глэдис примирительный тон, хотя события того дня шокировали ее. Однако Ида относилась к тому типу женщин, которые всегда находят способ сосредоточиться на главном деле. Она должна была встретиться с Глэдис, другого способа поговорить не было, она знала, что Вейн дома и находится

в соседней комнате на случай, если что-нибудь пойдет не так, как надо.

Как только они закончили ужин, Глэдис начала играть с дочерью. Ида подошла и взяла ребенка на руки, при этом Норма Джин вцепилась в нее, как будто это она была ее матерью. Конечно, с точки зрения ребенка, все так и было. Ида подошла к дивану и села рядом с Глэдис. Держа ребенка на коленях, Ида напомнила Глэдис, что с тех пор, как она оставила им с мужем на попечение своего ребенка, прошло три года. Она объяснила, что они оба очень полюбили Норму Джин и теперь будет лучше, если Глэдис позволит им удочерить ее. Пока она говорила, девочка блаженно заснула у нее на руках.

Выслушав Иду, Глэдис тихо заплакала. Она сказала Иде, что не переживет, если потеряет еще одного ребенка. Она ведь уже потеряла двоих. Конечно, Ида поняла ее. Но, похлопывая спящую малышку по спине, она сказала Глэдис: «Ты же видишь, она счастлива с нами. Ты же хочешь, чтобы она и дальше оставалась счастливой, верно ведь?»

«Конечно».

«Тогда, пожалуйста, прими правильное решение, — сказала Ида. — Дай этой маленькой девочке жизнь, которую она заслуживает. Это лучшее, что ты можешь сделать для нее. Она будет всегда жить в твоем сердце, дорогая».

Глэдис поднялась с дивана. «Никогда», — твердо ответила она. Затем она потянулась к Иде, чтобы забрать у нее своего ребенка. Однако, как только она коснулась ее, Норма Джин начала плакать. Девочка рыдала, не останавливаясь, не меньше минуты. Сама Ида сидела неподвижно, с девочкой на руках, возможно, ожидала, что Глэдис заговорит с ней. Время, казалось, тянулось бесконечно. Затем обе женщины обернулись и посмотрели на ребенка, и лишь тогда Ида начала успокаивать малышку. Глэдис не могла больше переносить этого и, вся в слезах, выбежала из комнаты и из дома Иды.

«Пришло время наконец познакомиться с матерью»

Время бежит очень быстро...

К тому времени, когда в июне 1933 года Норме Джин исполнилось семь лет, ей было трудно сходиться с другими людьми. Она не очень ладила с детьми ее возраста в школе на Вашингтон-стрит, куда ходила в Хауторне. Конечно, Лестер — мальчик, усыновленный Болендерами, — всегда был на ее стороне, но что касается остальных, то она, казалось, боялась знакомиться или играть с ними. В ней гнездилась какая-то глубокая печаль, она была застенчивой и замкнутой. Однако, как уже говорилось, с годами она становилась все красивее. У нее было чистое, светящееся лицо, ее светлые волосы, казалось, тоже светились — чтобы добиться такого эффекта, Ида мыла их с соком лимона (это позволяет предположить, что даже ее впечатлила красота ребенка). Маленькая Норма Джин действительно выглядела ошеломляюще.

Все последние годы Норма Джин росла, считая Иду Болендер своей матерью. Однако Ида всегда разуверяла ее. Как только стало известно, что официального удочерения добиться не удастся, всякий раз, когда Норма Джин называла Иду матерью, ей быстро делали выговор. «Я не твоя настоящая мать, — резко говорила Ида, — и я не хочу, чтобы ты убеждала людей в обратном». В автобиографии Мэрилин Монро упоминает, как Ида сказала ей: «Ты уже достаточно подросла, чтобы знать правду. Я не твоя родная мать. Завтра приедет твоя настоящая

мать, чтобы увидеться с тобой. Ты можешь называть ее мамой». Однако, поскольку Глэдис редко называла Норму Джин своей дочерью (если вообще называла когда-нибудь), то маленькая девочка боялась вообще кого-либо называть матерью. Как Ида и говорила, она не была матерью девочки, так что чем скорее Норма Джин смирится с этим, тем лучше. Ида была прагматичной и не слишком сентиментальной женщиной. Да, конечно, она могла бы быть более нежной, но она была тем, кем была, и никогда не просила прощения за это.

Говорили (в частности сама Мэрилин), что Норме Джин также не позволяли обращаться к Вейну как к отцу. Это неправда. Она называла его «папа» и делала так всю свою жизнь. На его обветренном лице всегда сияла широкая улыбка, добрые глаза лучились весельем. Норма Джин ощущала его симпатию и сильно привязалась к нему. Поскольку он считал, что ей не очень повезло в жизни, то старался быть особенно добрым к ней. Нэнси Джеффри вспоминала: «Моя мать была педантом и строгой рукой вела лодку семейной жизни предписанным курсом, тогда как отец был очень тихим и спокойным человеком. Я уверена, именно поэтому Норма Джин так тянулась к нему. Она была очень любознательной. Я помню, что в ванной комнате стоял табурет, и она сидела там, когда он брился, и забрасывала его вопросами». Мэрилин также как-то вспоминала: «Где находится восток и запад? Сколько всего людей на свете? Почему цветы растут? У меня было так много вопросов, и папа всегда, казалось, знал ответ».

К сожалению, когда Ида сердилась на Норму Джин, Вейн не мог особенно ей помочь. Запуганный женой, он старался поддерживать мир в доме, держа рот на замке. Если он чувствовал, что девочку наказывали не по делу, ему это не нравилось, но он никак не мешал этому. Кроме того, если он обращал на Норму Джин или любого из детей, которые жили в доме Болендеров, слишком большое внимание, Ида раздражалась. Сверкая темными глазами, она набрасывалась на него и обвиняла, что он балует их, а ей потом труднее их воспитывать. Конечно, затем она раскаивалась в том, что выходила из себя, и извинялась перед ним, но значительно позже.

К июню 1933 года, вскоре после седьмого дня рождения, жизнь Нормы Джин наладилась. В доме Болендеров были свои проблемы, но она не знала другого и чувствовала себя там прекрасно. Она жила там вместе с другими детьми, у нее был преданный друг одного с ней возраста, который всегда заступался за нее и всегда только радовал ее. У нее была любимая собака — Типпи.

К сожалению, именно трагедия с Типпи оказалась катализатором для отъезда Нормы Джин из дома Болендеров. Как рассказывали — и эта история обросла за долгие годы множеством самых разных подробностей и вариаций, — соседа Болендеров раздражал постоянный лай собаки, и он захотел решить эту проблему раз и навсегда. В своей биографии Мэрилин пишет, что сосед был сыт по горло лаем пса и, после страшной вспышки ярости, напал на собаку с мотыгой, — он практически разрубил пса пополам. На первый взгляд казалось, что то, как погибла собака, не так уж и важно, однако для юной Нормы Джин это стало настоящим горем.

Один из членов семьи Болендеров объяснил, что на самом деле с собакой произошло следующее: Типпи попал под машину и погиб. Ида, узнав об этом, не захотела, чтобы машины раз за разом проезжали по погибшему животному, поэтому, взяв садовую мотыгу, она подцепила тело собаки и оттащила его с дороги. Она не хотела больше ничего с ним делать и решила, что Вейн, когда придет домой, похоронит пса. Однако еще до возвращения Вейна Норма Джин, игравшая на улице с друзьями, увидела погибшее животное и лежащую рядом мотыгу. Представив себе ужасную сцену, она закричала и с рыданиями бросилась домой. Ида не могла успокоить ее несколько часов.