Мэрилин Монро. Тайная жизнь самой известной женщины в мире
Шрифт:
Вот одна записка от Энтраттера к Гусману и Фриману, датированная 6 июня 1961 года:
«Доводим до Вашего сведения, что ни одному фотографу ни в коем случае не разрешено из-за кулис фотографировать мистера Синатру и мисс Мэрилин Монро вместе на фуршете. Любой фотограф, который попытается сделать это, должен быть сразу выдворен из гостиницы. Сообщите, что это не только требование «Сэндз», но и требование мистера Синатры. Спасибо».
Другая записка от Энтраттера ко «всем заинтересованным лицам», также датированная 6 июня 1961 года: «Мэрилин Монро будет гостем мистера Синатры. Мистер Синатра сообщает, что краткое пребывание мисс Монро в «Сэндз» должно сопровождаться максимальным режимом секретности. Она будет зарегистрирована в номере мистера Синатры. Ни при каких обстоятельствах не беспокоить ни ее, ни мистера Синатру телефонными звонками или допуском посетителей до 14.00».
Подруга
Пат взяла с собой в Лас-Вегас свою дочь Викторию, которой было два с половиной года. Другие три ее ребенка должны были приехать на следующий день. Лимузин должен был привезти их из Калифорнии в Неваду. В тот день Мэрилин и Пат взяли Викторию с собой в казино. Конечно, детям не разрешали играть в казино, но пренебрежение этим правилом было наименьшей из льгот, предоставлявшихся членам клана Кеннеди всякий раз, когда те были в Лас-Вегасе. К изумлению Мэрилин, Пат посадила малышку прямо поверх черного стола и сказала: «Ну вот. Если я проиграю, я оставлю этого ребенка прямо здесь. Но если я выиграю, я возьму ее как мой приз». Она села и начала играть, а Мэрилин устроилась за ее спиной. Когда Пат проиграла, она сказала: «Ну вот и все. Вы выиграли моего ребенка». Она поднялась и ушла. «Но, Пат! Пат!» — закричала Мэрилин ей вслед, очень встревоженная. Конечно, Пат повернулась и подхватила свою дочь. «Ей нравилось делать подобное, только чтобы добиться эмоциональной реакции от Мэрилин, — сказала Пат Бреннан. — Когда они были вместе с Мэрилин, Пат старалась вести себя легко и быть веселой, потому что знала — у Мэрилин достаточно печали в жизни».
Кроме того, на приеме Синатры в Лас-Вегасе присутствовали Элизабет Тэйлор и ее муж Эдди Фишер, а также, естественно, сам именинник — Дин Мартин и его жена, Джин Мартин, рядом с которой посадили Монро. «Что я могу рассказать о Мэрилин, какой она была тем вечером? — спрашивал Эдди Фишер. — Все мы знали, что у нее были отношения с Синатрой, это точно. Но она была настолько пьяной в тот вечер, что это явно стало для него серьезной проблемой».
«Она была очень красива, в рамке густых светлых вьющихся волос светилась улыбка. На ней было платье с таким глубоким вырезом, что вы не смогли бы отвести взгляд от ее груди, — сказал лас-вегасский фотожурналист, который, вместе с фотографом Wide World Photos, был одним из немногих репортеров, получивших разрешение присутствовать на этом приеме. — На расстоянии она была очень даже ничего, ее красота сбивала с ног. Но вблизи... о нет, это было ужасно! Она и выглядела не слишком хорошо и вела себя очень странно. Она показалась мне немного сумасшедшей. Я помню, как на приеме она скулила: «О Фрэнки, пусть нас снимут. Я люблю тебя, Фрэнки. Я хочу, чтобы весь мир знал об этом». Я помню, что она держалась за него и обхватывала его за талию, почти висела на нем».
Если верить этому журналисту, когда Фрэнк отходил, чтобы не быть сфотографированным с ней, Мэрилин почти выходила из себя. Бросив на нее беспокойный взгляд, он сказал одному из своих телохранителей: «Следите за ней. Мне не нравится, как она качается. Сообщите мне, если она упадет в обморок или еще что-нибудь случится».
Репортер продолжал: «Мэрилин все еще хотела, чтобы ее сняли вместе с Фрэнком. Она украдкой подходила к нему, наподобие котенка, и указывала указательным пальцем на мой фотоаппарат, намекая, что я должен сделать снимок, пока Синатра не видит. Она была очень игрива и жеманна. В то время, когда мой фотограф собирался сделать снимок, телохранитель Фрэнка схватил камеру. Он передал ее Фрэнку и что-то прошептал ему на ухо. Тогда Фрэнк подошел туда, где мы стояли, и прошипел: «В следующий раз, когда вы попытаетесь повторить что-то подобное, я разобью вам голову этой проклятой камерой, обоим». Я помню, что он говорил, почти не двигая губами, как
Элизабет Тэйлор, которая случайно оказалась рядом с репортером, наблюдала эту сцену. Позже она повернулась к фотожурналисту и сказала: «Мэрилин не надо пить, если она не может удержать выпивку внутри. Я-то умею сдерживаться», — добавила она доверительно. Сказав это, Элизабет сверкнула своими всем известными фиолетовыми глазами и выплеснула мартини. Однако когда она заметила, что репортер записал ее комментарий в свой блокнот, она выхватила ручку у него из руки, игриво взъерошила ему волосы и сказала: «Это было сказано строго не для печати, парень».
Долгожданная встреча с Бернис
В конце июня 1961 года у Мэрилин диагностировали камни и воспаление в желчном пузыре. Казалось, физическим и эмоциональным проблемам не будет конца. 29 июня операция прошла успешно. Когда она пришла в себя после наркоза, Джо ДиМаджио сидел у ее постели и преданно смотрел на нее. Было решено, что ее сестра Бернис приедет в Нью-Йорк и будет с ней, пока Мэрилин не восстановит силы. Джо это не слишком обрадовало. Мэрилин позже узнала, что он с подозрением относился к Бернис и ее мужу. «Что, если они хотят добраться до твоих денег? — как-то спросил он Мэрилин. — Я думаю, что именно в этом все дело». Его подозрения разделяла секретарь Мэрилин, Мэй Рейс, — она вернулась и снова работала у Мэрилин. Мэрилин даже не подозревала, что Джо думает нечто подобное о Бернис. «Я знаю ее намного дольше, чем ты, — сердито сказала она. — И, кроме того, если бы она действительно хотела получить мои деньги, она может их получить. Что я буду с ними делать после смерти?»
Несмотря на двойственное отношение Джо к Бернис, Мэрилин отчаянно хотела увидеться с Бернис после операции на желчном пузыре. Поэтому, как только Мэрилин вышла из больницы, Бернис прилетела в Нью-Йорк из Флориды и остановилась в отеле «Шератон-парк», где должна была ждать звонка от секретаря Мэрилин, Мэй. Затем, когда она сообщит, что побережье свободно от репортеров, Бернис должна была взять такси и поехать к квартире Мэрилин на Пятьдесят седьмой Восточной улице. Муж Бернис был против этой поездки. Он всегда довольно странно реагировал на все, что так или иначе было связано с Мэрилин. Он хотел как можно чаще быть рядом с ней, как, например, во время недавней поездки жены, когда он все время находился у жены за спиной, — но казалось, не хотел, чтобы Бернис проводила с ней время. Со своей стороны, Джо также не нравились планы сестер — по своим причинам. Отчасти он беспокоился о деньгах Мэрилин, но он также боялся, что Бернис могла бы рассказать репортерам о подробностях его жизни с Мэрилин. Естественно, Бернис много знала, но Мэрилин, несмотря на давность их знакомства, все еще после каждого разговора напоминала ей, чтобы она ничего не рассказывала прессе.
Когда Бернис вошла в квартиру Мэрилин на тринадцатом этаже, ее встретила Мэй Рейс. Мэй не могла бы встретить ее более холодно и отстраненно. Однако, казалось, Бернис сочла ее поведение как профессиональное, а не как проявление откровенной грубости. Когда появилась Мэрилин, их встреча была очень шумной. «Поверить не могу, что ты наконец приехала, — визжала Мэрилин. — Наконец-то! Мы снова вместе!» Наобнимавшись, они долго смотрели друг на друга. Они были знакомы с юности. Теперь Мэрилин было тридцать пять лет, а Бернис — пятьдесят один. Однако обе согласились с тем, что с возрастом они стали только лучше, несмотря на то, что Мэрилин была слаба после операции и не слишком хорошо выглядела. А на ней было платье цвета топленого молока и сандалии на высоких каблуках. Перед выходом из больницы ей привели в порядок волосы, поскольку она знала, что ее будут фотографировать на выходе, и ей надо хорошо выглядеть. Так что, когда они e сестрой встретились, она выглядела очень неплохо.
Жизнь Мэрилин была необычной, и Бернис, должно быть, удивилась, когда узнала, что первым делом горничная Мэрилин, Лина Пепитоун, должна была выстирать вручную бежевый лифчик, который был на Мэрилин в предыдущий день. Описывая это посещение, Лина Пепитоун оставила интересное наблюдение о Бернис — она описала ее как «блондинку, более натурально белокурую, чем Мэрилин [...], немного ниже и более худую, но все же ее фигура была очень чувственной».
«В некотором смысле Бернис оказалась намного более застенчивой, чем Мэрилин, которая находилась теперь в фазе возбуждения. Вся эта толкотня и блеск Манхэттена, казалось, пугали Бернис. Она выглядела совершенно ошеломленной Нью-Йорком [...]. Но все же то, как Мэрилин сидела и, держа Бернис за руки, внимательно выслушивала все про дробности, как та ходит по магазинам во Флориде, как готовит и занимается домом, воспитывает сыновей (у Бернис не было сыновей, только дочь. — Дж . Т.), заставило меня думать, что Мэрилин легко могла соблазниться поменять свою известность и тоже стать домохозяйкой».