Меркурий - до востребования
Шрифт:
История Пупель
С грехом пополам Пупель закончила первый курс высшего художественного заведения. Остались хвосты. Ни о какой стипендии даже мечтать не приходилось. Сессия была сдана, но осадок остался. Перед последним сессионным просмотром Пупель с Погостом расписались. Ничего особенного. Пришли в ЗАГС и расписались. Погост не хотел атмосферы праздничности.
– Это все глупости, условности, никому не нужно, – говорил он.
Тетенька в ЗАГСе спросила, есть ли у них кольца? Колец, естественно, не было.
– Может, музыку включить? – не унималась загсовая тетенька.
– Ни в коем случае, – возражал Погост.
– А фотографии?
Погост замотал головой и фыркнул.
– Тогда поздравляю, вот и все, – сказала тетенька, поправив ленту на выдающейся груди.
Да, вот и все. Пупель и Погост стали законными супругами. И вроде бы ничего не должно было измениться. Поход в ЗАГС. Ну что в этом такого?
Но изменения Пупель почувствовала очень скоро.
Возвратившись после последнего просмотра домой, Пупель сообщила Погосту, что стипендию получать не будет, что ей с такими оценками не положена стипендия. Она даже представить себе не могла, что это вызовет такой благородный гнев у ее супруга, который все время ей твердил, что занятия ее в высшем художественном заведении не имеют никакого смысла.
– А что мы теперь будем жрать?! – орал он.
Пупель никогда не видела его в таком возбужденно-озлобленном состоянии.
И тут впервые простые мысли
Этот, на первый взгляд, простой и не очень обидный вопрос окончательно вывел Погоста из себя.
Что тут началось! Погост голосил, что он вообще сирота, что его мать умерла полгода тому назад, что, конечно, у него были кое-какие деньги, но все они ушли на нужную литературу, без которой, между прочим, Пупель до сих пор бы оставалась полной дремучестью. Да, у него есть диплом врача, но он не собирается всю свою жизнь гробить на сраную медицину, на всякие там ординатуры и интернатуры. Единственное, чего бы он хотел, так это частная практика по гомеопатии, однако и тут существует много «но».
Пупель молчала. Она плохо разбиралась в делах житейских. Однако она ясно поняла, что жить им не на что. Вспомнился ей последний визит к маме. Пупель сморщилась, припоминая все, что она кричала маме про книжки, про самостоятельность и вообще.
– Пойди к родителям, попроси денег, – предложил Погост.
– Я не могу туда идти, – прошелестела Пупель.
– Как знаешь... – Погост был крайне недоволен. Он уселся в кресло, открыл Штейнера, всем своим видом показывая, что общаться на эту тему больше не намерен.
Пупель ушла на кухню. Села за стол, и слезы, как говорится, хлынули у нее из глаз. Она плакала громко, с завываниями, сначала от жалости к себе, потом надеясь привлечь внимание Погоста. Ей хотелось, чтобы он прибежал на кухню, вытер слезы с ее лица, успокоил, сказал, что все это глупости, что они вместе найдут выход из этой чепуховой ситуации. Как мало тогда знала она своего мужа! Погост, естественно, на кухню не пошел. Зачем? Подумаешь, кто-то плачет?
Но именно в этот момент, Пупель это очень хорошо запомнила, раздался телефонный звонок. Естественно, Погост трубку не взял, ему никто никогда не звонил, Пупель подошла к телефону, наспех вытерев слезы.
Звонила Магда. Оказывается, кто бы мог подумать, у Магды с Нового года остался ее телефон. Пупель очень обрадовалась звонку. Не сдержав эмоции, опять разрыдавшись, она попросила Магду о встрече.
– Но только по некоторым обстоятельствам я не могу пригласить тебя к себе, – жалобным голосом лепетала Пупель.
– Приезжай ко мне, – спокойно сказала Магда.
– А когда? – с надеждой спросила Пупель.
– Сейчас.
Вот так и началась их дружба. Потому что пословицы на самом деле не врут.
И может, в этих самых пословицах все несколько прямолинейно и простовато, но по сути – так оно есть, и друзья, как правило, познаются в беде, и если даже не в беде, то в неприятностях, это уж точно.
Пупель ждало много открытий. Она приехала к Магде в Новые Черемушки. И оказалось, что Магда жила с мужем Кириллом Владимировичем, о существовании которого Пупель была ни сном ни духом. Крошечная двухкомнатная квартирка была до отказу забита книжными полками. Стеллажи были даже на кухне. У Магды было очень чисто, что тоже не было характерно для квартир с таким обилием книг. Кирилл Владимирович, Кирюша, как его называла Магда, находился в маленькой комнатке, за огромным столом, заваленным книгами. Он улыбнулся Пупель, такой доброй милой улыбкой, пробормотал:
– Очень приятно, одну минуточку, – и углубился в какую-то толстую книгу.
Пупель и Магда уселись на крошечной уютной-преуютной кухне. Магда поставила кофейник на плиту. От всей атмосферы, от теплоты и покоя Пупель моментально размякла. Ей почему-то сразу захотелось кинуться к Магде на шею и запричитать: «Магда, миленькая, помоги мне, я запуталась, мне так плохо, я не знаю, что делать. Ты меня поймешь, ты все понимаешь, я это чувствую».
Но Пупель этого не сделала. Она молча сделала глоток вкусного крепкого кофе и смахнула слезу.
– Что случилось? – В глазах Магды было беспокойство.
Тут Пупель прорвало, и она буквально за десять минут вывалила Магде все, все, что накопилось у нее на душе.
Магда внимательно выслушала ее. Как ни странно, она не стала делать никаких комментариев по поводу поведения Погоста.
– Объявления писать можешь? – внезапно для Пупель задала она вопрос.
– Какие объявления?
– Шрифтом можешь писать?
Пупель задумалась. Они проходили шрифты в высшем художественном заведении. Это задание как раз выходило у нее неплохо.
– Пожалуй, могу, а что?
– Тогда, считай, работа у тебя будет.
– Не понимаю.
– В университетском профкоме всегда требуется художник-оформитель. Я поговорю, будь готова.
Как Магда умела быстро решать проблемы, казавшиеся Пупель неразрешимыми!
– У меня будет работа, у меня все хорошо, у меня есть Магда, – настроение Пупель резко подпрыгнуло.
– Как твои дела в университете? – начала расспрашивать Пупель.
Оказалось, что Магда уже не учится в университете.
– Я Наде ничего не говорила. Неохота. Она на Новом году начала всякие байки плести, а мне как-то было все равно. Да и чего рассказывать?
Сначала перевелась на вечернее и работала в профкоме, потом с вечернего ушла.
– Почему? – спросила Пупель.
– Кирюша в аспирантуру поступил, денег вообще не было.
– Ты сейчас работаешь в профкоме?
– Нет, я оттуда тоже ушла.
– А где ты теперь?
– Теперь я в одном изумительном месте, – с сарказмом проговорила Магда.
– Секретная работа?
– В общем-то, да, хотя я не давала подписку о неразглашении, но место не для слабонервных, – Магда опять улыбнулась своей загадочной улыбкой.
Пупель заинтересовалась, но постеснялась допытываться.
Может, потому, что у Пупель на лице читался неподдельный интерес, а может, Магде самой захотелось выговориться, она начала потихоньку, сначала с паузами, а затем сплошным потоком рассказывать о своей работе.
– У нас в профкоме заведующая Зинаида Павловна, тетка такая занятная, ко мне расположилась. Я ей как-то сказала, что хочу с профкома отвалить, денег не хватает. Зинаида репку свою почесала, а потом говорит: «А не хочешь к моей Милке в домработницы?» Милка – это Зинаидина дочка.
– Ты работаешь уборщицей у дочки Зинаиды Павловны? – с удивлением спросила Пупель.
– Да. Четыре раза в неделю.
– А что, разве уборщицы хорошо зарабатывают?
– Это зависит от хозяев, у которых они убирают. Мои хозяева на деньги не скупые.
– А они где работают?
– Милка нигде не работает, с детьми сидит, а Тарас работает разбойником.
– Это как?
– Вот так.
– Он что, прямо так тебе и сказал, что работает разбойником?
– Конечно, он мне ничего не говорил, но это и коню ясно, без всяких слов.
– А как это ясно? – не унималась Пупель.
– Уезжает рано утром на тачанке с волыной в кармане, а вечером возвращается на другой тачанке с мешком бабла.
– Может быть, он военный музыкант?
– В душе, может, он и музыкант, а в миру – чистый убивец.
– Ты же сказала, что у тебя работа хорошая? – не унималась Пупель. – А это же жуть какая-то. Ты не боишься?
– А чего мне бояться? Я же у них пол тру, что с меня взять? Работа пыльная, зато оклад министерский, и к тому же я могу распоряжаться своим временем, вот Кирюше материалы подбираю,
– А он-то как относится к тому, что ты в зоне риска пребываешь четыре раза в неделю?
– Я его в курс дела не вводила. Сказала, что в профкоме теперь зарплаты стали большие выдавать.
– Поверил?
– Все его бытие находится в этих «Житиях», – сказала Магда, показав на толстенную, заложенную множеством закладок книгу, лежавшую на табуретке.
– Что это такое? – заинтересовалась Пупель.
– Это «Жития русских святых и юродивых».
– Наверное, только святой человек ради мужа готов пойти на съедение к разбойникам.
– Глупости не говори, – возмутилась Магда, – просто всегда необходимо чем-то пожертвовать ради чего-то.
– Вы давно вместе?
– Мы поженились, как только я окончила первый курс.
– Ну, надо же, мы тоже с Погостом.
– Я думаю, все утрясется, – сказала Магда, – ты сейчас успокойся, вот послушай, какой замечательный текст, это из «Жития юродивых».
– Ты думаешь, мне это в тему, в смысле ты считаешь меня юродивой?
– Нет, Пупель, не мни о себе, послушай лучше, какая красота.
Магда начала читать.
– Бы некий муж уродивый Христа ради именем Прокопей, живяще в паперти у церкви святыя Богородица, честнаго Ея Успения, пища ж и одежди никако ж о том печаашеся и от приносящих к нему никако ж приимаше, имяше бо в себе прозор Божия явления множеству людей, прихощу на праздник в соборную и апостольскую церковь честнаго Ея Успения.
Возвести бывшее видение ему всем людем, глаголя: «Аще не покаетеся грехов своих и Господа Бога не умолите за беззаконние ваше, то зле погибнет град сей». Яко ж пророк рече, возвах, неслушасте и невнимасте, одебеле бо сердце люди сих, ушима тяжко слышаше и очи свой смежина. Видев же блаженный он муж непослушание люди тех, рыдая и плачася непрестанно о погибели града того. И приходящии глаголюще нему: «Что плачеши непрестанно?» Он же глаголаше им: «Бдите и молитеся, да не вниде в напасть».
Не надо плакать, плакать только не надо.
Вот и день уже на прибыль. Вот и на небе корабль. Он плывет сюда неспешно,
Он плывет сюда на радость, он плывет сюда. И что же?
Я как будто его вижу, Я прищуриваюсь Уже,
Я приглядываюсь глубже, И почти что уже вижу
Эту мачт простую кратность, вот становится он ближе,
Разрывая непонятность. С каждым мигом ближе, ближе.
В серый день плывет корабль. По небу плывет, качаясь.
Я, конечно, огорчаюсь, но теперь уже не плачу.
Я, конечно, им любуюсь и, конечно же, надеюсь, что корабль – не случайность, что везет он мне удачу.
Глава 10
На поверхности Меркурия встречаются огромные пропасти
И хотя Пупель казалось, что с Марком расставлены все точки над «i», он все равно звонил. Он звонил не каждый день, но достаточно часто, предлагал встретиться, все обсудить с глазу на глаз. Он орал, он уговаривал. Пупель стоически держалась, встречаться отказывалась, по возможности старалась не раздражаться. Как правило, все их беседы заканчивались плохо. Каждый раз Пупель думала, ну вот и все, теперь больше не позвонит.
Но не тут-то было.
Пупель возвращалась от заказчицы, проект гостиной был готов, гора с плеч свалилась, на душе весело щебетали птички. Она предвкушала, как быстро что-нибудь съест, усядется за свой стол, зажжет лампу, а там...
Еще из-за закрытой двери Пупель услышала продолжительный телефонный звонок. Не раздеваясь, она кинулась к телефону. И нате вам, здрассте, напоролась на Марка.
– Ты своего счастья не понимаешь, – с ходу забубнил Марк. – Сейчас я нахожусь практически на пороге очень большого заказа. Сусанна договорилась с Симом, мы с ним встретимся, я сделаю ему такое предложение, от которого он не сможет отказаться.
«Почему все все время цитируют эту фразу из мафиозного фильма? – думала Пупель. – Почему она так прижилась у нас?»
– Это будут очень большие деньги! – упиваясь, голосил Марк.
– Я рада за тебя, Марк, – равнодушно проговорила Пупель.
– Я не к этому тебе говорю. Возникнут новые возможности, хочешь, я дам денег, чтобы напечатать твои рассказы.
– Ты ведь их никогда не читал, Марк, может, они бы тебе и не понравились.
– Причем тут понравились – не понравились? Мы вложим деньги.
– Спасибо, Марк, но мне этого не надо.
– Что значит не надо? Ты же их писала не для того, чтобы они валялись в столе?
– Понимаешь, Марк, я не хочу печатать свои рассказы за твой счет.
– Тогда давай дорого оформим твоих осликов и впарим Сусанне.
Пупель хихикнула.
– Что тут смешного? – возмутился Марк.
– Какой-то круговорот вещей в природе. Сусанна будет впаривать вашему магнату ангелов, на деньги от продажи ангелов мы будем оформлять моих осликов, чтобы впарить их Сусанне, которая в свою очередь будет их таскать магнату, и все это будет в темном чулане храниться в доме, который построил Сим? Так его вроде зовут?
– А что в этом такого? У человека есть деньги, есть вкус.
– Уволь меня от этих прожектов, Марк, я не хочу ни печатать рассказы, ни оформлять осликов за твой счет, я хочу все решать сама.
– Теперь мы фемисточками стали, теперь мы поем песенки о самостоятельности и самодостаточности. Ты думаешь, теперь ты свободна, эмансипированная моя Пупель? Ты ошибаешься, моя сладкая, ты никогда не будешь свободна, ты человек ведомый. Сейчас ты поешь под дудку своей гонористой подруги, которая тебя до добра не доведет. У нее, наверняка, на тебя есть виды, эта сука еще та, скорее всего она замаскированная лесбиянка, недаром ее бросил муж. И глазом не успеешь моргнуть, Пупочка, как уже будешь лежать в ее постельке и удовлетворять ее эстетские потребности, только выдержат ли твои слабые нервишки, вот в чем вопрос, как на это все отреагирует твоя неустойчивая психика? Как бы тебе не сорваться?
Ярость охватила Пупель. «И с этим человеком я провела столько времени?» Мысль молнией проскользнула у нее в голове, при других обстоятельствах она никогда бы не произнесла вслух такое. Но сейчас, услышав мерзкие слова в адрес Магды, Пупель спокойно сказала:
– Ты кто такой, Марк Коняшкин? Какое право имеешь ты, ничтожество и бездарность, оскорблять близкого мне человека? Беги, впаривай своих ангелов, пока на них есть еще спрос, получай деньги, клади их под матрац, питайся старой коркой сыра, жабись, экономь. Скоро лафа закончится, все люди будут осчастливлены. У каждого дома или в офисе будут стоять твои клоны – ангелы, больше не останется неохваченных людей, но дело в том, что бронза очень прочный материал, а моделька одна и та же, не менять же шило на мыло каждые пять лет.
Выговорив это все, Пупель замолчала. В трубке тоже было тихо, только слышалось сопение. Видимо, Марк набирал воздух для ответного удара.
Хриплым, срывающимся голосом он прокричал:
– Какая же ты мразь, Пупель, я желаю тебе и твоей лесбийской подруге всяческих неуспехов! Надеюсь, они начнутся у вас очень скоро!
Трубки были брошены практически одновременно.
Пупель стояла в пальто посередине комнаты.
«Все-таки я ему это сказала», – думала она. В первый раз в жизни она ясно и четко выразила свою мысль, без всяких язвительностей, намеков, полунамеков, она сказала то, что думала. Это радовало. Конечно, неприятный осадок присутствовал. Хриплый голос Марка до сих пор звучал в ушах.
– Пусть думает что хочет, больше он точно звонить не будет, – выговорила Пупель вслух, снимая пальто.
Гордая собой, немного потрепанная словесной битвой, она направилась на кухню и включила чайник. Опять зазвонил телефон.
«Это опять он, не все гадости выплюнул, решил доплюнуть, – подумала Пупель и поначалу решила трубку не брать. – А почему, собственно говоря, я теперь такая, хочет еще получить? Получит».
– Алле, – ледяным голосом проговорила она в трубку.
– Работаешь? – Это была Магда.