Мертвая тишина
Шрифт:
Вот только по неизвестной причине все пошло совершенно иначе.
— Боже мой, — шепчет девушка, нервно теребя капсулу со свитком на цепочке. — Несчастные! Умереть от голода здесь, в полном одиночестве и…
— Этого мы не знаем, — успокаивающе перебивает ее Кейн. — Быть может, они эвакуировались на спасательных капсулах. Пока рано судить. — Он бросает на меня предостерегающий взгляд, хотя я и не вижу смысла обманывать Лурдес.
Возможно ли, что люди покинули лайнер? Конечно. Но даже если так, ни одной спасательной капсулы в итоге не обнаружили. Да и что произошло бы
На эту тему, однако, я решаю не распространяться. Мне говорили, что у меня «беспечное отношение к смерти». Этот перл принадлежит психологу «Верукса», работавшему со мной после Ферриса, и преследует меня с тех самых пор. Из-за этого заключения — о ребенке — исследовательские миссии «Верукса» оказались для меня закрыты, и, подозреваю, по этой же причине я так и не стала капитаном транспортника. Видимо, «беспечность» интерпретируется и как «небрежность».
Что совершенно неверно. Если я кем и пренебрегаю, то исключительно собой, и за всю карьеру у меня никогда не было потерь личного состава. Скажу одно: если вам доведется стать свидетелем смерти всех, кого вы когда-либо знали, если вам придется наблюдать, как в их глазах медленно угасает свет и это чудесное собрание странностей, привычек, пристрастий и мечтаний превращается в недвижную массу плоти и костей, вы раз и навсегда усвоите не только то, что жизнь бесценна, но и то, что смерть абсолютно неотвратима. Как бы вы ей ни противились. Люди, которых вы любите, однажды умрут, и иногда это происходит раньше, быстрее и ужаснее, нежели вы способны вообразить. Иногда по вашей же вине.
И я предпочитаю смотреть в лицо этому неумолимому проявлению реальности, нежели закрывать глаза на его существование. И предпочитаю ограничивать себя в привязанностях. К кому угодно. Зачем обрекать себя на боль? Видимо, именно поэтому меня считают бесстрастной, холодной и даже, как однажды подслушала, «какой-то стрёмной».
— Надо возвращаться, — заявляет Кейн. — Свяжемся с диспетчерской, они кого-нибудь пришлют. Спасателей.
Мне нравится его оптимизм, его умение сохранять надежду. Всего этого мне недостает.
Вот только спасать некого. Остается только эвакуация останков и имущества. А в таком случае…
Я внимательно рассматриваю «Аврору», ее темные иллюминаторы, давным-давно остывшие двигатели, предполагаемую роскошь — и ужас — внутри. Одни лишь затраты на постройку составили миллиарды. И это двадцать лет назад.
В голове мелькает мерзкая мыслишка. Штука в том, что наши регламенты основаны на старинных морских законах. В частности и в том, что касается происшествий, что нынче в космосе случаются не столь часто, как в дни испанских галеонов и навигации по звездам.
Но невостребованные остатки кораблекрушения есть невостребованные остатки кораблекрушения.
— Чего ты ждешь? — набрасывается Лурдес на Воллера, чьи руки неподвижно лежат на пульте управления. — Давайте выберемся отсюда и доложим о находке. — Ее передергивает. — Как будто смотришь на братскую могилу!
Так и есть. И все же… Десятка пресловутых золотых
Нога пилота отбивает нервный ритм, но руки не двигаются.
Неужто мы с Воллером в кои-то веки оказались единомышленниками?
Лурдес неуверенно смотрит на меня.
— Кэп?
— Клэр! — в голосе Кейна слышны предостерегающие нотки.
И все же я молчу, и тогда Воллер поворачивается в кресле ко мне, вопросительно склонив голову набок. Выражение моего лица явно отражает его собственные мысли, поскольку вытянутая физиономия пилота медленно растягивается в улыбке.
— О да! — восклицает он, направляя на меня указательный палец. — Разумеется! Вот такое безрассудство мне по душе! Нахрен «Гинзбург»! Вперед, к богатству!
Воллер снова склоняется над пультом и вбивает координаты. ЛИНА моментально ускоряется по направлению к «Авроре», а вовсе не прочь от нее. Из-за резкой смены направления нас слегка встряхивает, но генератор микрогравитации вычисляет новый «низ», и равновесие восстанавливается. К горлу подступает тошнота — не уверена, от рывка или от только что принятого решения.
— Мы понятия не имеем, что там произошло! — начинает Кейн, кое-как развернувшись ко мне в тесноте мостика. — Даже не знаем, безопасно ли…
— Взглянуть не помешает, — отвечаю я, скрещивая руки на груди.
— Не помешает? — недоверчиво переспрашивает механик. — Шутишь?
— Что происходит? Ты что делаешь? — снова накидывается Лурдес на пилота.
— Закон находки, детка! — радостно вопит тот.
Я досадливо морщусь. Закон законом, но надо же и приличия соблюдать.
— Что это значит? — поворачивается девушка ко мне и Кейну. Однако механик вскидывает руки — то ли в знак капитуляции, то ли в досаде — и уходит.
— Мы нашли «Аврору», она брошена, — объясняю я. Или, по крайней мере, без единой живой души на борту, способной предъявить права на корабль. — Это означает…
Меня перебивает Воллер.
— …Что она наша!
4
Когда ЛИНА подходит к «Авроре» вплотную, от громадности лайнера становится немного не по себе. Наш миниатюрный анализатор выглядит жалким клещом, ползущим по лоснящемуся серебристому зверю, который то ли не замечает паразита, то ли еще не разозлился настолько, чтобы его стряхнуть.
Мы облетаем гигантский корабль, и лучи прожекторов скользят по его гладкой обшивке. Вот они выхватывают один из иллюминаторов, стекло которого немедленно отзывается вспышкой, и сердце у меня так и екает.
Но изнутри никто не сигналит. Какие бы то ни было признаки жизни отсутствуют. Зато есть свидетельства кое-чего гораздо худшего.
На корме отсутствует с десяток спасательных капсул, и их пустующие внешние доки темнеют гнилью в грозди здоровых и блестящих ягод, все еще облепляющих стебель.