Мертвая женщина играет на скрипке

Иевлев Павел Сергеевич

Увы, задать их не получилось — они кинулись на нас слишком резко, а Клюся вместо того, чтобы удрать, полезла в драку. Пришлось их жестко гасить, чтобы она не пострадала.

— Цела? — спросил я девушку.

— Куртку порезал, гондон! — выругалась она, рассматривая полу косухи. — В чем я теперь на сцене буду?

— В чем-нибудь штопаном. Идите в комнату и не высовывайтесь. Будем считать, что вас тут не было.

С полицией приехала недовольная Лайса.

— Вместо того чтобы наводить красоту к празднику, таскаюсь тут, — брюзжала она. — Почему с тобой столько хлопот?

Полицейские

паковали уже начавших приходить в себя громил. Они не отвечали на вопросы, только мрачно косились на меня исподлобья. Когда их увезли, Лайса быстро записала мои показания: «Ворвались в комнату с ножами, имели злобный вид и агрессивные намерения, защищался, чем пришлось под руку. Да, люблю бейсбол, а что тут такого? Никому не возбраняется ходить по комнате с любимой битой в руках. Ну, вот так совпало».

Лайса качала недоверчиво головой, но записывала, никак не комментируя.

— Кстати, с завтрашнего дня ты не помощник полиции, — сказала она на прощание.

— А что так?

— Оба дела, по которым ты привлекался в этом качестве, закрыты.

— Оба?

— Да. Бабай идентифицирован как бывший директор детдома, он покончил с собой. Марта Эшерская, бывшая в розыске, объявилась сама.

— Вот тут не понял.

— А, ты еще не в курсе, да. Пока ты тут развлекался бейсболом, твоя блудная супруга, — Лайса ехидно выделила это слово голосом, — как ни в чем не бывало вернулась в оркестр и заявила, что никто ее не похищал. Был вызванный личными обстоятельствами нервный срыв, обычный для людей творческих, но сейчас она в полном порядке и готова выступить первой скрипкой, как всегда.

— Представляю, какой хай поднялся в коллективе, — покачал головой я.

— Ну, это уже не полицейская проблема, но, в частном порядке — пара истерик состоялись. Тем не менее, она получила свое место без проблем, можешь жить дальше спокойно. Твои дела тут закончены.

— Выпроваживаешь из города? — усмехнулся я.

— Ни в коем случае. Напоминаю, пока идет разбирательство по делу Клюси, ты как поручившееся лицо тоже под подпиской. Но предупреждаю — местные власти тобой сильно недовольны.

— Из-за «Макара»? — я обвел неопределенным жестом окружающую обстановку.

— Да. Твое временное директорство многих раздражает.

— Потерпят.

— Уверен? — Лайса кивнула на лежащие на столе в пакете для вещдоков ножи. — В следующий раз нападение может не совпасть с твоей бейсбольной тренировкой.

Мы с дочкой вышли на улицу, когда уже стемнело. Город сиял мокрой брусчаткой в свете неожиданно многочисленных фонарей. Я снова не узнавал улиц и удивлялся видам, но с нами была Клюся, и она шла совершенно уверенно. Впрочем, вскоре мы влились в попутный поток людей — на праздник, кажется, собирался весь «электорат». Горожане возбуждены, веселы, празднично одеты и готовы к веселью. Дочь моя, после всех разговоров про «нечего надеть» и долгой примерки Клюсиных вещей, одета совершенно как всегда — в кофту с капюшоном, короткие штаны выше щиколоток и кеды. Но кофта — Клюсина, и это важно, хотя своих, на мой взгляд, абсолютно таких же, у нее штуки три. Мне не понять, но мне и не надо понимать такое.

Площадь с жутковатым фонтаном как будто больше. Такое ощущение, что за несколько дней она выросла втрое, хотя, вполне возможно, так казалось из-за скопления людей. Темные в прошлый раз

дома осветились витринами кафе, на мостовой раскинулись шатры и навесы над летними верандами, остро и привлекательно пахло горячим вином и пряностями — повсюду варили глинтвейн. На прилавках россыпями выпечка и бутерброды, какие-то закуски, в барах разливают напитки, играет танцевальная музыка в колонках. Пока еще не живая — на установленной возле фонтана временной сцене монтируют звуковое оборудование. Люди хаотично перемещались по площади, выпивали, закусывали, смеялись, общались, но я, оставив девочек вдвоем, устремился к центру. Покрутившись вокруг сцены, выяснил, где расположился оркестр — в большом здании из темного камня. Там то вносили, то выносили какие-то столы, стулья и инструменты в кофрах.

Внутрь я проник без труда, но дальше меня не пропустили, сказав, что музыканты готовятся к выступлению и мешать им нельзя. Заявление, что там моя жена, никого не впечатлило, а прорываться силой было как-то неловко. Пошел искать обходных путей, блуждая по коридорам и открывая все двери подряд, пока в темном, но ведущем в нужном направлении проходе не наткнулся на Сумерлу с неизменным Маржаком за спиной.

— Не лезь, не ищи беды, — сказала она.

— Я не беду ищу, а жену.

— В твоем случае есть ли разница?

— Может, без философии обойдемся? Пропусти меня, я поговорю с ней и уйду.

— Нет. Забудь, наша она теперь.

— Черта с два.

— Копырзен ты, странь, — констатировала Сумерла. — Да не твоя нонче сила.

Из темноты прохода шагнули трое покляпых. Один из них — Иван, мой бывший спарринг-партнер. Лицо его серо, щеки ввалились, глаза пусты, одет в какую-то сермягу. Было бы любопытно проверить, что у него в таком состоянии с рефлексами — остальные пока что ничем, кроме нечувствительности к боли, не поразили. Но толпой в узком коридоре они меня завалят в любом случае, так что как-нибудь в другой раз.

Вернулся на площадь, нашел девочек — Клюся сразу засобиралась.

— Отчего-то поменяли регламент, — сказала она озабоченно, — симфонический оркестр сместили на полночь, а нас запустят раньше.

— Что будете исполнять?

— Погоняем каверы, танцевалочку. Ну а под конец я что-нибудь да выдам из своего.

— Нарываешься?

— Само собой, — беззаботно улыбнулась Клюся. — На том стоим. Хочу посмотреть на их рожи.

Она унеслась куда-то готовиться к выступлению. А мы с Настей пошли бродить по площади, рассеяно глядя на всю эту суету. Попили вкусного сбитня, съели по пирожку с вареньем, пытаясь настроиться на праздничный лад, но все никак не выходило. Я беспокоился из-за Марты и гулял для рекогносцировки — рассматривал подходы к сцене. Раз она будет играть — то и на сцену выйдет. А там посмотрим.

Настя нервничала из-за Виталика — воспитанники временно подведомственного мне заведения должны были уже организованной группой подойти на площадь, но что-то задерживались и на сообщения не отвечали.

— Обычное дело, — не разделял ее тревоги я, — столько девочек и у каждой сейчас страдания перед зеркалом. Они же тут никуда не выходили до сих пор. Чуть ли не первый бал Наташи Ростовой у каждой.

— А Виталик? Почему он не отвечает?

— Думаю, ему и остальным мальчикам там уже мозг вынесли вопросами: «А мне идет»? А меня не полнит? Я что, толстая? На себя посмотри!». Не до того ему.