Мертвая женщина играет на скрипке
Шрифт:
— У ворот да не поставлю приворотчиков,
У дубовых дверей да сторожателей, — подхватила девочка из угла.
Что на экране ее смарта, мне не видно.
— По крылечку ли придет молодой женой,
По новым ли сеням да красной девушкой, — продолжил сдавленным голосом Виталик.
— Со синя моря ли придет голодная, — вторил голос с дивана.
— Со чиста ли
— Аль каликой подойдет перехожею,
Потихошеньку, аки тать ночной.
— У дубовых дверей не стучалася,
У окошечка не давалася…
— По подоконью не столыпалася,
Отворить-пустить не просилася…
Речитатив, мерный и ритмичный, шел не по порядку, а в непонятной мне последовательности. Дети касались экрана, произносили свое двустишие, и замолкали, напряженно глядя в смарт.
— Мы поставим ей столы дубовые,
Мы постелим скатерти тонкобраные…
— Положим ей вилки золоченые,
Наточим востры ножички булатные…
Очередь по непонятному алгоритму снова перешла Клюсе.
— Посадим ее на стульица кленовые,
Гость последнюю, доброжданную… — девушка тапнула по картинке, закрыв ее от меня рукой.
— Подадим ей на стол, то, что ест она,
То, что вкусно ей, то, что лакомо… — откликнулся подросток у камина.
— Но не ест она ествушек сахарных,
Не берет пития медвяного…
— Не желает вина черемного,
Не снидает хлеба печеного…
— Нашей госте сладка только жизнь моя,
Молодая жизнь, кровь горячая… — Виталик проговорил свою реплику совсем упавшим голосом.
— Уложу я себя на широкий стол,
Славный корм для этой ненасыти… — опять Клюся.
— Не на блюдо лягу серебрянное,
А в домовину во сосновую… — ход перешел Виталику. В его голосе послышались нотки паники.
— Шитым саваном я накроюся,
Уберу волосья под вышит плат… — и снова Клюся.
— Закажу себе тризну,
Приглашу друзей… — Виталик, став бледнее бумаги, торопливо тапнул по экрану, передавая ход.
Оставшись
— Пусть составят моей госте компанию,
Выпьют с ней на круг зелена вина… — сказав свою реплику, Клюся не коснулась экрана, а накрыла его ладонью, прижав так, что скрипнул стол.
— Поклонятся ей, молча встав вокруг,
Не прося того, что не может дать… — девушка говорила торопливо, как будто боясь не успеть.
— Нет для гости моей ни добра, ни зла,
Нет ни слез для вас, ни веселья ей.
То за мной пришла, за собой ведет,
Гость последняя и подружка — Смерть!
Клюся резко замолчала, подавшись вперед и глядя прямо в глаза Виталику. Под ее рукой отчетливо хрустнуло.
— Клюся… — растерянно начал он.
— Заткнись, — зло оборвала его девушка, — придурок. Черт, руку из-за тебя рассадила…
Она подняла к свету ладонь, из которой торчали осколки раздавленного стекла от экрана смарта. На них быстро набухали капли крови.
— А ну, пойдем… — твердо взял ее за локоть я. — Надо вытащить стекла и перевязать.
— У меня в комнате есть аптечка, — сказала она тихо. — Я сама.
— Нет уж, я тебя доведу. Подставь вторую руку, чтобы на пол не капать.
— Не могу… — Клюся бледнела, ноги у нее подкашивались, — не выношу вида крови. Так глупо…
— Бывает, — я вел ее, твердо держа за руку. — Только не падай сейчас в обморок, ладно? Отвернись и не смотри на руку.
Я подставил свою ладонь ковшиком под ее, и туда падали теплые капли крови. Так и довел девушку, сосредоточенно глядящую в потолок, до ее комнаты, толкнул дверь плечом, усадил на кровать.
— Аптечка в шкафу, — сказала она.
— Черт, куда же ее… — я стоял как дурак с полной ладонью крови.
— Ой, зачем же я посмотрела… — слабеющим голосом сказала Клюся. — Вон, в чашку, что ли, вылей… Я потом в туалет вынесу.
Я вытаскивал осколки стекла из ладони маникюрными щипчиками, промакивая кровь скомканным бинтом и промывая ранки перекисью. Девушка зажмурилась и откинула голову на стену.
— Долго там еще?
— Нет. Просто мелкие очень, боюсь пропустить.
— А правда, что такой осколок может попасть в кровь, дойти до сердца и тогда умрешь?
— Вранье.
— Откуда ты знаешь, ты же не врач?
— Прошел курсы военно-полевых парамедиков. Военкорам рекомендовано. Не настоящий врач, но насчет осколков и кровотока в курсе.
— Да ты крутой, — сказала Клюся со смешком, — настоящий мачо.
— Хреначо… Ножницы есть? Бинт обрезать?
— Нет.
— Ладно, сейчас…