Мертвецы выходят на берег. Министр и смерть. Паршивая овца
Шрифт:
— Теперь ясно, почему у него проблемы с полицией по делам иностранцев. Им трудно понять все это. Может, самое лучшее прийти в полицию самому, играть с открытыми картами, взять адво…
— Мы уже пробовали все это, ведь мы же тебе говорили. Они все решили, Веум. Я не думаю, что у нас есть шанс. Мне кажется, ему остается только уехать и надеяться получить вид на жительство в Англии, где, может быть, ему удастся закончить образование.
— Да, кстати, в деканате мне сказали, что он сдал экзамены
— Они называют это успехами в учебе, Веум. В данном случае успехи плохие. Но это не имеет ни малейшего отношения к Алексу. Это не касается Отделения банка по займам студентам. Алекс ни у кого не берет денег, кроме меня, а на моем счету еще достаточно денег на много лет вперед. А эти идиоты являются в полицию и болтают о плохих успехах в учебе! Он может позволить себе работать в собственном темпе, углубиться в учебу. Кроме того…
— Да?
— У него есть гордость. И он не может просто так согласиться с подобной ситуацией. Жить за мой счет. В некотором смысле. Поэтому он все это время подрабатывал, чтобы иметь собственные деньги. Это тоже отнимает время.
— А где именно он работал?
Он с иронией посмотрел на меня.
— Как ты думаешь, где могут работать такие, как он? Черные? В качестве приглашенного профессора в институте ядерной физики или посудомойки и уборщика в отелях и ресторанах?
— Какие-нибудь конкретные примеры?
— Мест работы?
— Да?
— Ну… Два последних места… Сначала он работал на фирме, которая называется «Финансовое акционерное общество Бернера». Но там он не задержался.
— Почему?
Он пожал плечами.
— Спроси их. Но во всяком случае, они помогли ему найти другую работу — в отеле, который принадлежит фирме. Там он и работал.
— В отеле, который принадлежит брату Хенрика?
Он хотел было кивнуть, но передумал.
— Хенрика?
— Ну да, ведь ты же знаешь Хенрика Бернера?
— Да-а-а, когда-то давно мы учились вместе.
— Вы дружили?
— Нет-нет. Едва знали друг друга.
— Но он был другом Сирен.
— Сирен… — Он вопросительно посмотрел на меня.
— Сирен Сэвог.
— А, она, угу. Но это случилось — после смерти ее мужа.
— Значит, ты в курсе того дела?
— Естественно. Алекс проходил по нему свидетелем. Тебе лучше спросить его о Хенрике Бернере. Он больше общался с ними со всеми. К тому времени я уже давно покончил с учебой.
— Ты так и не закончил образования?
— Нет. Не до конца. Пока еще.
— Ты знаешь о смерти Хенрика?
Он ответил безо всякого выражения:
— Да, читал в газете.
— Ведь Латор, по-моему, одно время работал в Аквариуме?
— Да, было дело, но ведь не считаешь же ты…
— Нет. Пока
— Нет. — Он посмотрел на город. — Он может быть… где угодно.
Я покачал головой.
— Вовсе не где угодно. Он выделяется, как кусок свинины на тарелке еврея.
— У тебя образный язык, Веум.
— Прошу прощения, уж какой есть. Не может он быть у Кари?
В одно мгновение с его лица как бы стерли мокрой тряпкой все эмоции, и оно стало совершенно пустым.
— Кари? — переспросил он безо всякого выражения.
— Только не прикидывайся, что не знаешь, кто такая Кари! У него на телевизоре стоит ее фотография — единственная вещь хоть сколько-нибудь личного характера, черт меня подери!
— У людей его происхождения не так уж и много личных вещей.
— Я не нуждаюсь еще в одной проповеди, Хауген. Мне нужны факты. Кари К. Кто она? И что значит буква К.?
Он облизнул губы.
— Мне кажется… Это девушка, с которой он вместе учился. Если я не путаю, он был ею увлечен.
— А она?
— Мне кажется, это не было особо удачной идеей.
— Во всяком случае, она подарила ему свою фотографию. С приветом на обратной стороне.
— Своего рода — экстравагантность. Люди всегда чувствуют себя не в своей тарелке с иностранцами. Особенно в компании людей с другим цветом кожи. Боятся их обидеть. Слишком быстро говорят им «да!».
— Да?
— Да.
— Может, это не совсем обычный союз — белая женщина, черный мужчина?
— В университете уже давно никто не обращает внимания на подобные глупости.
— Но в других местах?
Он лишь пожал плечами.
— А буква «К»?
Он посмотрел мимо меня.
— Я видел ее только один раз. Я не помню. — Он посмотрел на часы и наморщил лоб. — Карлесен — или что-то в этом духе. Честно говоря, Веум, я не знаю. И сейчас мне надо идти.
Я развел руками.
— Ну что ж. Передай привет собирателям молекул. И если увидишь Алекса…
— Да?
— Попроси его позвонить мне — как можно скорее.
— Если ты спросишь меня, Веум, то я бы не советовал тебе тратить впустую время на это дело.
— А кто говорит, что я трачу впустую время?
— Нет… — Он пожал плечами и направился к двери. Представитель поколения 1968 года в белом халате с конским хвостом. Воистину последний самаритянин. На прощание он улыбнулся вымученной улыбкой, совсем не похожей на ту, с которой встретил меня полчаса тому назад.
Я прошелся по парку, спускаясь к машине. Это было все равно что прогуляться по мавзолею, в котором покоилось утонувшее лето. Деревья насквозь промокли и почти загнили, листва давно облетела, а на пригорках рос мох.