Мертвецы выходят на берег. Министр и смерть. Паршивая овца
Шрифт:
— Ваше имя?
— Веум. Варг Веум.
Она смотрела на меня пару секунд. Затем захлопнула дверь. Их двери из массивного дерева на солидных железных петлях вполне бы мог позавидовать Норвежский банк.
Сад же, в противоположность двери, пребывал в довольно плачевном состоянии. Хотя трава в это время года и не росла, но кустарник, деревья и высокая живая изгородь буйно разрослись во все стороны. И совсем не потому, что обитателям дома нравились естественные формы, а потому, что им было совершенно наплевать.
С места, где я стоял, были видны горы Исдалена. Прямо рядом с главным городским резервуаром воды резко обрывалась горная круча. На севере пейзаж загораживала гряда Виддена. По небу плыло на восток смешное облако, похожее на растрепанного мужчину в белом плаще, несущегося за автобусом, на который ему уже никогда не поспеть.
Дверь открылась. Дама из 20-х годов раскрыла и закрыла рот, так и не произнеся ни одного слова, — совсем как в немом фильме. Затем отошла в сторону, чтобы я смог пройти в дом и торжественно провозгласила:
— Фру Беренер согласилась вас принять.
Она смотрела на меня со смесью восхищения и удивления и ясно давала понять, что мне удалось зажечь угасающую звезду. Я же только молил Бога, чтобы вся моя затея не закончилась последней вспышкой этой звезды.
В холле было темно. Сакральные закругления на окнах были сделаны и внутри, и в нишах горели электрические лампы, отбрасывая слабый отблеск на стены. Пушистый темно-красный ковер приглушал наши шаги. Пахло карбонадом и кислой капустой, как это всегда бывает в подобных домах, даже по понедельникам.
Меня провели в гостиную в глубине дома с видом на Ульрикен и плотину на Свартедикет. Эта комната тоже была выдержана в приглушенных тонах. Функциональная стильная мебель. Картины на стенах могли висеть там шестьдесят лет. Да и поднявшаяся мне навстречу с дивана женщина тоже вполне могла просидеть на нем такое же время.
— Фру Бернер? — спросил я, протягивая руку.
Она посмотрела на мою руку и подала свою, несколько помешкав и не имея, по всей видимости, особого желания, поскольку пожатие было очень слабым.
— Я решила вас принять, — с удивлением в голосе сказала она.
Ее голос был слаб, как спитой чай, но в нем слышалась особая поющая интонация, какая бывает у пожилых дам из хороших семей Бергена, и голову она склонила чуть набок, как будто и сама прислушивалась к музыке своего голоса.
Бледное лицо с прозрачной кожей, синеватыми губами и темными испуганными глазами. Простое черное платье с поясом. Маленькая и сухонькая, она не могла бы заставить и мышь убежать с дороги. Совершенно невероятно, что такая женщина была замужем за Иоахимом Бернером.
— Но, наверное, самое время начать принимать, — продолжила она.
— Да? — спросил я и повернулся посмотреть на экономку,
— Меня зовут Сесилия Бернер, — сказала, она, тщательно произнося каждую букву.
— Варг Веум, — мягко ответил я, стараясь не шокировать ее своим именем.
— Вы пришли в связи с бедным Хенриком?
— Да.
— Вы его знали?
— Нет, я…
— Я не видела его… Полтора года почти. Отчего он умер?
— Разве ваш муж не сказал…
— Нет.
Тогда ему бы вряд ли понравилось, если это сделаю я. Поэтому я просто спросил:
— Мне хотелось поговорить с вами о Хенрике… Какой он был? В детстве, я имею в виду?
Она улыбнулась вымученной улыбкой.
— В детстве! В 50-е? О Боже, как давно это было!
— Не так уж и давно.
— Для меня давно. В другом мире.
Я откашлялся.
Она продолжала:
— Нисколько не удивлюсь, если это был несчастный случай.
— Что именно?
— Его смерть. Ему всегда не везло.
— Что вы имеете в виду?
— Он был старшим. Когда ему было что-нибудь нужно, то всегда что-то мешало. Это было как раз в то время, когда Иоахим пытался пробиться наверх. Бесконечные встречи и совещания. Строительные проекты и экономические трансакции. Зарубежные поездки. Однодневные поездки на самолете в Осло. Однажды я ездила с ним.
Она задумалась. Взгляд стал далеким.
Я снова покашлял.
Она очнулась.
— Хенрик никак не мог понять, в чем дело. Он учился в школе, рос, взрослел — а Иоахим даже не замечал этого. Кроме того… Он был совсем не похож на своего брата Карла…
— В каком смысле?
— Карл с самого детства стал интересоваться делами. Спрашивал и учился. Хенрик был чувствительным ребенком. Карл аналитиком и практиком. Они разные, как… Каин и Авель.
— Эта история, как и библейская, тоже не закончилась благополучно, — заметил я тихо.
— Простите, что вы сказали?
— Я сказал… А какие у братьев были отношения? Когда они стали взрослыми?
Снова та же вымученная улыбка.
— Не думаю, что хорошие. И никогда хорошими не были. Разница в возрасте у них около десяти лет, так что они почти не общались в детстве. Два единственных ребенка в семье. Один сын матери, другой…
Она не закончила предложения.
— Я понимаю, Карл занимается сейчас ведением дел в отеле, которым владеет ваш муж?
— Да, один из его поздних проектов. Я никогда не была там.
— Нет?
— Он был открыт менее десяти лет тому назад.
Да?
Она обвела взглядом комнату и остановилась на окне. Тяжелые бархатные синие шторы были задернуты, только в небольшую щелочку виднелись горы, плотина и дневной свет.
— Вот уже скоро четырнадцать лет, с тех пор как… как я не выхожу на улицу.