Мертвецы выходят на берег. Министр и смерть. Паршивая овца

Бальдерсон Бу

Ко мне тут же подошел бармен — мужчина лет сорока, много повидавший в жизни, о чем я мог судить по его лицу. На желтоватой коже ярко выделялись темные мешки под глазами цвета виски с содовой. Гладкие темные волосы были зачесаны назад.

— Что вы будете заказывать?

— Апельсиновый сок.

Он кисло улыбнулся.

— С водкой?

— Я за рулем.

— Гораздо дешевле ездить на такси.

— Я вынужден слишком много ездить.

— Да? Может, ты сам таксист?

Когда он принес мне стакан сока,

я спросил:

— Скажи, у вас, кажется, работал один африканец… Александр Латор?

Он втянул воздух между щелью передних зубов.

— Может, и так. Я не интересуюсь всякой мелочью.

— Нет?

— Я ведь бармен, не так ли? Артист.

Я кивнул и подождал.

Продолжение последовало.

— Там вот моя клавиатура, я играю на настроении. Множество оттенков и нюансов.

Рукой он указал на зал дискотеки. Одна из дам уже заполучила клиента — среднего возраста господина с галстуком, затянутым до самых зубов. Двое молодых парней в пиджаках с засученными рукавами сидели и стреляли глазами в сторону подружек, что по возрасту годились им в матери, но которые наверняка были бы рады заполучить их к себе домой.

Музыка лилась из музыкального автомата: английский рок в электронной обработке с высокими тонами гитары, которым все равно не удавалось подняться выше чем на два метра от танцевального пола.

Бармен продолжал:

— Сейчас еще слишком рано. Приходи через пару часов, когда вечер будет в самом разгаре. Вот тогда ты сам все и увидишь.

— Вообще-то я приехал поговорить с Карлом Бернером.

— Ты найдешь его в офи… — Он не закончил фразы. — Да нет. Вон он идет. — И он незаметно для других помахал рукой Карлу Бернеру, который тут же от входной двери направился к нам.

Он был настоящей рекламной картинкой из этих новомодных журналов типа «Taque» или «Stilk», от которых вы поседеете в первую же минуту, как только откроете их. На нем были клетчатые брюки и элегантный твидовый пиджак с плечами, которым позавидовал бы сам Атлант. Галстук в бежево-голубых тонах небрежно завязан, светлые волосы как будто встрепал ветер, а кожа лица все еще оставалась покрасневшей после последнего посещения солярия. Когда он улыбался, его зубы самодовольно блестели, да и сам он был лучшей иллюстрацией благополучия, основанного на наличии двадцати кредитных карточек в кармане.

Он легко вспрыгнул на высокую табуретку в баре, указал пальцем, что будет пить, и с дружеской улыбкой спросил:

— Чем могу быть полезен?

— У меня два вопроса. Во-первых, я ищу одного африканца. Александра Латора. Он не работает у вас сейчас?

— Работал. Как, ты сказал, имя?

— Латор.

— Я имею в виду твое имя.

— Веум. Варг Веум.

— А профессия?

— Социолог.

— Угу. Один из тех, кто пытается восстановить справедливость. Может, ты и на демонстрации ходишь 8 мая?

— Сейчас

уже нет. А что, я могу там встретить тебя?

Он покачал головой.

— Если только на тротуаре, с пистолетом в руке.

— Новый стиль — мужественный, но печальный?

— Во всяком случае, не жалуюсь.

— Так как насчет Латора?

— Черного? Он работал на кухне. Помогал убирать посуду. Но мы его выгнали.

— Почему?

Карл Бернер чуть наклонился ко — мне.

— Мы обнаружили, что он продает наркотики, засекли его, когда он продавал их одному нашему постояльцу.

— Вы позвонили в полицию?

Он высокомерно улыбнулся.

— Нет-нет. Ведь ты же не бежишь в полицию со всем, что узнаешь по роду своей деятельности? Нам, во всяком случае, надо поддерживать свое реноме. А если бы мы вызвали полицию, то все эти инспектора из отдела по борьбе с наркоманией неделями бы носились здесь вокруг толпами. Не говоря уже о газетчиках. Нет уж, легче было его просто выгнать. Намного легче. А ты почему им заинтересовался?

Я сделал вид, что не обратил внимания на вопрос.

— Печально, что погиб твой брат, Бернер.

Он посмотрел на меня, на этот раз чуть менее снисходительно, но зато более настороженно.

— Хенрик? А ты его знал?

Я кивнул.

— Мне бы хотелось поговорить с его подругой, Сирен. Ты не знаешь…

— Нет, понятия не имею! — Вены на висках набухли кровью. — Пойми меня правильно, Веум. Хенрик и я, мы были чужие друг другу. То, как он разрушал свою жизнь… Мне это не подходило… — Он поднял свой стакан и отпил маленький глоток прозрачной жидкости.

— Да, я вижу.

— От всего, чем он занимался последние десять лет, я держался как можно дальше. Понятно?

— Я понимаю.

Он оттолкнул стакан и слез с табуретки.

— Что еще?

— Да вроде все.

— Тогда…

Я зачарованно смотрел поверх его плеча, и он резко обернулся.

Из приемной в бар направлялась новая пара. Средних лет господин со слишком ярким для него галстуком и слишком молодой дамой.

Именно женщина и привлекла мое внимание. Хотя на лицо и наложили совсем недавно косметику, а волосы тщательно причесали, в глазах было прежнее знакомое выражение, а рот кривился.

Увидев меня, она что-то сказала своему спутнику. Они повернулись, чтобы уйти, но слишком поздно.

Я уже успел разглядеть ее. И не мог ошибиться, это была Сирен.

22

Я догнал их уже в приемной.

— Сирен…

За моей спиной раздался голос Карла Бернера:

— Веум!

Сирен враждебно смотрела на меня. Она была одета в плотно облегающий ярко-красный свитер и черные кожаные брюки. В одном ухе у нее болталось сине-зеленое перо, в другом — черный камень.