Мертвое озеро
Шрифт:
– - Илья!
– - строго сказала Люба.
Цыган вздрогнул. Каждое слово, тихо сказанное, резко раздавалось на воде и вторилось эхом.
– - Ты любишь меня?
– - продолжала Люба.
– - Ты знаешь.
– - Ты скажешь мне всю правду?
– - Я никогда не лгал тебе!
– - Ты желаешь ли, чтоб я вышла замуж за него?
– - Если он любит тебя, то я очень желаю.
Люба задумалась и сказала:
– - Если я выйду замуж, что ты будешь делать с собой?
– - Не знаю.
– - Хочешь, я пошлю тебя учиться?
– -
– - с ужасом воскликнул цыган.
И руки его судорожно сжали весла; он сделал ими такой взмах, что они сломались пополам; отбросив их от себя, он ухватился за голову и уткнул ее в колени.
Люба вскочила с своего места и, бледная, с гордо поднятой головой, стояла неподвижно. Лодка несколько минут плыла еще быстрее, потом всё тише и тише.
– - Илья!
– - повелительно произнесла Люба.
Цыган поднял голову и рыдающим голосом сказал:
– - Ты и меня выгоняешь?
– - Зачем бросил весла?
Цыган с удивлением осмотрелся кругом и, увидя плывущие разломанные весла, пугливо взглянул на Любу, которая с упреком сказала ему:
– - Как мы теперь попадем домой? нас прибьет к берегу далеко от дому; а там все перепугаются, куда мы пропали.
– - Люба, Люба! не отсылай меня от себя!
– - отчаянным голосом произнес цыган.
– - Дай мне слово, что ты даже не будешь иметь ни одной дурной мысли против него?
– - Разве я что-нибудь сделал ему дурного? Я рассказал тебе то, что ты должна была знать.
Люба, помолчав и тяжело вздохнув, сказала:
– - Илья, ты знаешь, как я люблю его, и ничто меня не заставит забыть его. Но я даю слово, что сама не пойду за него, если узнаю, что он обманул кого-нибудь.
Радость озарила лицо цыгана; зато Люба стала грустна. Они плыли тихо. Цыган не спускал глаз с Любы и вдруг сказал:
– - Если ты желаешь, чтоб я оставил тебя, я это сделаю!
Люба посмотрела на него и отвечала:
– - Нет! ты мне уж дал слово, и я ничего не боюсь.
Не скоро они прибыли домой, где все были в тревоге, потому что Куратов никогда не был покоен, если узнавал, что его дочь поехала по озеру.
Часть десятая
Глава XLVII
С того времени как мы покинули дом Натальи Кирилловны, там совершилось много тревог. Деятельность Зины была так обширна, что на ее крутом лбу появилось несколько морщин. Она заметно худела, и никакие мази и притиранья не могли уничтожить желтизну ее лица. Каждое утро Зина, давясь, кушала густое тесто, составленное приживалкой с зобом, которая при этом ораторствовала:
– - Вы только кушайте: ни одной косточки не будет видно. Я когда гостила у Зюзиных, так у них дочь как скелет была, а я ее в какую-нибудь неделю исправила: пышка стала! Она теперь со всем семейством уехала в Яковку… Какая прекрасная
Но Зина напрасно хлопотала и мучилась: тревожное состояние духа уничтожало действие лекарств.
Имение Натальи Кирилловны с каждым годом более расстроивалось. Любя своего племянника, она очень часто уплачивала его долги. Зина стала бояться за свою будущность в случае смерти благодетельницы и часто в сердцах говаривала приживалкам:
– - Небось какую-нибудь дрянь откажет, а как понукает мной!
Зина не ошибалась. Наталья Кирилловна давно уже написала духовную, в которой не забыла Зину; но сумма была незначительная. Зина узнала, что в случае своей смерти старуха отказывала Грише деревню, довольно большую. Зина долго гадала в карты на бубнового короля, и приживалки хором говорили:
– - Ах, матушка, как он о вас думает! у-у-у, свадьба! поздравляю: свадьба скоро!
Эти слова заставили Зину прибегнуть к хитрости; так как у ней не было матери, которая могла бы приискать ей жениха, то Зина сама должна была расставлять сети.
В одно утро она в слезах прибежала в комнату Гриши, всё еще не получившего никакого места, по милости его тетки, собиравшейся писать ему рекомендательное письмо к одному важному лицу.
– - Ах, Гришенька! как мне совестно! что мне делать?-- сказала Зина в отчаянии.
– - Да что случилось?
– - Страшно и совестно сказать вам!
– - воскликнула Зина и шепотом продолжала: -- Представьте… ваша тетушка… она…
– - Что она сделала?
– - поспешно спросил Гриша.
– - Она… отказала всё свое имение.
– - Павлу Сергеичу?
– - Нет.
– - Кому же?
– - Мне!
– - едва слышно произнесла Зина и с негодованием продолжала: -- Это ужасно! я чувствую, как должны вы меня ненавидеть; но вы знаете ее…
– - Я знаю, что тетушка против меня давно вооружена; но Павел Сергеич…-- в недоумении говорил Гриша, в самом деле пораженный таким открытием.
– - Если тетушка вас не любит, так всё по милости Ольги Петровны. Ах, если бы вы знали, сколько слез и неприятностей я терплю за вас! А я не могу, чтоб не защитить человека, которого я лю…
– - Благодарю вас! но вы только вооружаете против себя ее.
– - Я на всё готова: я так вас люблю!
– - Зина потупила глаза, как бы испугавшись своей откровенности, но тотчас вправилась и продолжала: -- Когда она меня заставила прочесть духовную свою, я просто расплакалась. Ну, сами посудите, вы ее племянник, а она всё имение отдает мне. Да еще говорит: "Отдам при жизни половину". Я ей, однако, сказала, о чем плачу, и она говорит мне: "Глупенькая, ну кого я обидела? у Павла Сергеича и без меня много, а Гриша может и жениться".