Мертвое озеро

Некрасов Николай Алексеевич

Надежда Александровна поминутно поворачивала голову к детскому столу и не раз быстро отворачивалась, потому что mademoiselle Анет, против своего обыкновения, была говорлива.

Дамы, почти все, остались решительно недовольны Тавровским, и Мари, друг хозяйки дома, заметила, что он предпочел стол нянек.

В антрактах Марк Семеныч подходил тоже к детскому столу и говорил шепотом mademoiselle Анет:

– - Да, у вас здесь гораздо веселее.

После обеда все пошли в сад. Тавровский принял участие в играх детей. Почти все гости сошлись посмотреть на них, и mademoiselle Анет с надменностью

встречала насмешливые взгляды дам и их презрительные улыбки. Гувернантки, как бы сговорясь, отделялись от нее, и она стояла одна, как бы гордясь своим одиночеством. Она решилась бесить всех и даже слегка кокетничала с Тавровским.

Надежда Александровна наконец сказала:

– - Mademoiselle Анет, вам пора переодеть детей.

Эта фраза была произнесена в ту самую минуту, как она говорила с Тавровский, и произнесена так, что досада заметно вспыхнула в лице mademoiselle Анет; но она тотчас приняла спокойно-гордую осанку и удалилась с детьми.

Когда смерклось, иллюминовали сад. Зала и другие комнаты были освещены. Кареты не переставали подъезжать.

Дети должны были открыть бал. Mademoiselle Анет одела их с такой тщательностью, с таким вкусом, что даже мисс Бетси изъявила удовольствие, когда дети попарно вошли в залу. Туалет mademoiselle Анет был очень эффектен, несмотря на простоту. Белое газовое платье, голова, убранная незабудками, у лифа такой же букет. На ней не было ни браслет, ни лент, ни кусочка блонд, а между тем она казалась одетою роскошно. Она вошла в залу, окруженная детьми, пестро костюмированными, при звуках музыки. Всё, что было в зале, обратило внимание на нее, и общие похвалы посыпались со всех сторон. Mademoiselle Анет расставила детей, и началась кадриль под аплодисманы гостей. Дети танцевали развязно, выделывая разные трудные па; a mademoiselle Анет гордо смотрела вокруг себя, как бы сознавая сама свою красоту. Она была посредине залы одна, и когда кончилась кадриль, гости стали целовать и осматривать детей. Марк Семеныч подошел к mademoiselle Анет. Голос его был нетверд, и он сказал:

– - Я не знаю, как мне благодарить вас.

– - Не правда ли, Софи очень мила с мушками и в напудренном парике; а Серж так смешон маркизом, и как натурально он нюхает табак! Посмотрите, как кокетливо смотрит Ольга,-- весело говорила mademoiselle Анет, окидывая залу.

Лицо ее приняло такое живое выражение, глаза так блестели, что Марк Семеныч глядел на нее с удивлением и сказал:

– - Я вас не узнаю, я поражен!

– - Чем?
– - рассеянно спросила mademoiselle Анет.

– - Вы так хороши, вы…

– - А-а-а! вы, кажется, намерены благодарить меня комплиментами.

– - Это -- истина.

– - Бальная!

– - Что же делать, когда…

– - Позвольте вас просить на тур вальса,-- подходя к mademoiselle Анет, сказал Тавровский.

Mademoiselle Анет подала руку; но вдруг она остановилась и спросила:

– - Мне кажется, мы первые начинаем?

– - Так и должно быть: вас все признали царицей бала!
– - кружась, говорил Тавровский.

– - Я уверена, что есть много исключений, и Надежда Александровна…

– - Ей же хуже, если она будет не в духе: красота ее требует большого спокойствия.

Они не замечали или не хотели заметить, но никто более не

вальсировал. Посадив свою даму, Тавровский подошел к одному молодому человеку и сказал:

– - Что же вы не танцуете?

– - Да никто не хочет: я к трем подходил.

– - Это забавно! они все обиделись!
– - смеясь, отвечал Тавровский.

В эту минуту его схватил за руку с волнением какой-то юноша очень приятной наружности и умоляющим голосом сказал:

– - Ради бога, скажите, с кем вы сейчас вальсировали?

– - Это гувернантка дома, mademoiselle Анет.

– - Не может быть! Как ее фамилия?

– - Ах, боже мой! да разве есть у них фамилии!
– - подхватила Мари, шедшая мимо, и с своей язвительной улыбкой спросила юношу: -- И вас, барон, она пленила?

И, засмеясь, она пошла дальше.

Барон не спускал глаз с mademoiselle Анет, с которой только и танцевал Тавровский. В одной кадрили он сказал ей:

– - Вы такой производите эффект, что посмотрите на этого несчастного юношу…

– - Где? у дверей?

– - Вы, верно, его заметили!

– - Чем же он несчастлив?

– - Он, увидев вас, сошел с ума.

Mademoiselle Анет засмеялась; но смех ее замер, и она изменилась в лице от следующих слов:

– - Право, он помешался: уверяет, будто он вас видел на сцене.

– - На какой?
– - тревожно спросила она.

– - На провинциальной.

Mademoiselle Анет вздрогнула, побледнела и с ужасом смотрела кругом.

– - Вам начинать,-- сказал, делая фигуру, ее кавалер vis-a-vis. {напротив (франц.)}

Mademoiselle Анет спохватилась, но не ту фигуру стала делать и сбила всех. Когда она возвратилась на свое место, Тавровский, взяв ее руку, чувствовал через перчатку, что она была холодна; лицо гувернантки было бледно как полотно.

Когда фигура была окончена, Тавровский, нагнувшись к ее стулу, шепнул:

– - Что с вами? на вас все смотрят.

– - У меня кружится голова.

– - Оставим кадриль.

– - Нет!

И она продолжала танцевать. Тавровский пытливо глядел то на mademoiselle Анет, то на барона, к которому он подошел по окончании кадрили и сказал:

– - Ну что, вы еще уверены, что это она?

– - Еще более; и когда она вдруг побледнела, мне так живо она напомнила Десдемону…

Тавровский взял его под руку, и они, разговаривая, удалились в сад, где долго ходили.

Марк Семеныч, по окончании кадрили, подошел к mademoiselle Анет и, задыхаясь, сказал:

– - Что с вами? вы бледны… Ваш кавалер так дерзок, что от него всего можно ожидать… Что он сказал вам? О, он поплатится!.. Он не ожидает, что за вас вступятся.

– - Право, ничего!
– - в смущении отвечала mademoiselle Анет.

– - Вы скрываете!
– - стиснув зубы, сказал Марк Семеныч и с горячностью продолжал: -- Нет, я не позволю никому оскорблять нашего дома. Я, я…

– - Ради бога, не делайте сцены ему!
– - в испуге сказала Анет.

– - А! вы испугались?

– - Да, потому что мое положение будет смешно, когда вы потребуете отчета у него в том, в чем он вовсе не виноват. Он может подумать бог знает что обо мне.

– - Вы говорите правду?

– - Я никогда, кажется, не подала вам повода сомневаться в моих словах.