Мертвоград

Калугин Алексей Александрович

Старший дознаватель Ботти испытал это чувство в пять лет. Он провел лето на даче с бабушкой, и вот они вернулись в ее городскую квартиру. Вернее, это была не квартира даже, а комната в бесформенной, как раздавленный паук, коммуналке. Комната была большая, и все лето в ней никто не жил. Повсюду лежала пыль, а в воздухе витал какой-то странный запах, затхлый и чуть сладковатый. Приятный и одновременно отталкивающий. Маленький Александр – бабушка всегда называла его полным именем, а что говорили другие, он чаще всего вообще не слышал, – уже тогда обращал внимание на то, что в комнатах пожилых

женщин, как правило, стоит тяжелый дух лекарств, похожий на запах зубоврачебного кабинета. Но к бабушке это не относилось. В ее комнате пахло только фруктами, цветами и розовым маслом.

Занеся вещи в комнату, бабушка сразу куда-то вышла.

Александр остался один.

Один.

Один в огромной, заставленной старой мебелью комнате. С разноцветными коврами на стене. С круглым столом, который умел раздвигаться и превращаться в овальный, когда приходили гости. Он пристроился возле самого окна, которое было закрыто, хотя погода все еще стояла теплая. День только-только начал клониться к вечеру. Это были и не сумерки даже, а лишь первые предвестники того, что скоро начнет темнеть. На окне не было штор. Не было слышно ни звука. Александр стоял один, в странной тишине, в комнате, показавшейся ему в тот момент неимоверно огромной, наполненной чужими, незнакомыми запахами, смотрел на парящую в лучах заходящего солнца пыль. И вдруг понял – вот оно! Тот самый миг, ощущение которого останется с ним на всю жизнь.

Так он считал до сегодняшнего дня.

А между тем ему было без трех месяцев сорок семь.

А может быть, сорок восемь.

Или – тридцать четыре.

Ботти никогда не считал свои годы. И точно знал лишь то, что ему больше тридцати, он не женат и у него двое детей.

А большего и не требовалось.

Ну, по крайней мере, никто не требовал от него большего.

Включая детей, которым вообще было все равно, сколько ему лет, потому что он для них был просто папой.

До сегодняшнего дня.

Вернее – ночи.

Нынешней ночью не произошло ничего странного. Ничего, что сломало бы привычную для него систему мироздания. Ничего, что изменило бы его вполне устоявшийся взгляд на действительность. Но он вдруг понял, а может быть, почувствовал, что после этой ночи он может стать совсем другим. Всем вокруг знать об этом было вовсе не обязательно. Но он-то знал. И он уже знал, заранее знал, что запомнит эту ночь надолго. Быть может, что и навсегда.

Изображая некоторую задумчивость, которая ни в коем случае не должна была показаться чрезмерной, старший дознаватель Ботти постучал зажатым в пальцах световым пером по развороченному пулями корпусу системного блока.

– Поправьте меня, господа, если я ошибаюсь. – Проведя пальцем по сенсорному экрану лежавшего перед ним на столе планшета, Александр Константинович вернулся к началу записей. – Я хочу убедиться, что, во-первых, правильно вас понял. – Он бросил быстрый взгляд на сидевших по другую сторону стола криминалистов. – А во-вторых, у меня пока что все это не укладывается в голове.

Старший дознаватель быстро улыбнулся, давая понять собеседникам, что он тоже человек, а значит, кое-что человеческое ему не чуждо. Следовательно, с ним можно быть абсолютно откровенным – он свой мужик, он не подведет,

не сдаст и не обманет.

Беккер коротко кивнул в ответ. Лицо его при этом осталось совершенно бесстрастным. Ржаной чуть наклонил голову и приглушенно кашлянул в кулак. Это означало, что оба они уловили те мемы, что были спрятаны в короткой речи старшего дознавателя, и, в принципе, были согласны с заложенными в них посылами.

Что ж, именно так и должны общаться между собой истинные чистильщики. Увы, не многим известно, что искусство мемевтики заключается не в том, чтобы на лету поймать смысл обнаруженного мемплекса, и даже не в том, чтобы верно его интерпретировать. Мастерство заключается в том, чтобы суметь мгновенно деконструировать мемплекс и так же быстро собрать из его фрагментов новый блок с необходимыми тебе свойствами. Действуя таким образом, можно не только контролировать, но даже управлять мутациями мемвирусов. Сидевшие напротив Ботти криминалисты были далеко не мастерами, но кое-что в искусстве мемевтики они все же смыслили. И это были принципиально важные для чистильщиков моменты.

– Итак, все началось на Второй Хуторской улице. Бригада «неотложки», прибывшая по экстренному вызову, обнаружила сырца, трансформирующегося в гаста. Однако, застрелив тварь, они выяснили, что это был человек, имитирующий гаста. – Старший дознаватель посмотрел на криминалистов поверх темной пластиковой оправы тяжелых, с очень толстыми линзами очков. Как будто желал знать, кто первым из них сознается в том, что дома, после работы, любит переодеваться в женское белье. – Я все верно излагаю?

– Это не первый случай имитации, – сказал Ржаной.

– Верно, – не стал спорить Ботти. – Но те, с которыми мы сталкивались прежде, были именно что имитацией. Дуракавалянием в чистом виде. Человек лишь прикидывался тварью, но при этом вовсе не считал, что стал ею на самом деле. В данном же случае, как я понимаю, застреленный санитарами человек полностью отождествлял себя с гастом.

– Скорее всего, он был не в своем уме, – высказал предположение Беккер.

– Либо находился под воздействием очень сильных, тщательно подготовленных мемвирусов, – добавил Ботти.

– Теперь мы этого уже никогда не узнаем, – сказал Ржаной. – От тела бедняги почти ничего не осталось. А результаты всех тестов, что успели провести врачи, уничтожены. Их не успели занести в главный компьютер. – Криминалист взглядом указал на искореженную груду железа на столе.

– Вот это уцелело. – Ботти приподнял за уголок самозапечатывающийся целлофановый пакетик, в который был уложен бюгельный протез, имитирующий клыки гаста. – И это, скажу я вам, господа, едва ли не самая интересная деталь в сей захватывающей истории.

– Разве? – немного удивился Ржаной.

– Человек, носивший этот бюгель, заблаговременно готовился к тому, чтобы стать гастом. Понимаете? Это было не спонтанное решение и уж тем более не умопомрачение.

– С ума сходят по-разному, – заметил Беккер. – Кто-то вмиг слетает к катушек, а кто-то постепенно теряет разум, кроха за крохой.

– Возможно. – Ботти кинул пакетик с бюгелем на стол. – Но мне все же кажется, что тут не обошлось без опытного, хорошо подготовленного мемевтика.