Мёртвые бабочки
Шрифт:
– Надо вернуться в центр, - вслух произнесла Ксен. Рагби удивлённо на неё посмотрел.
– Что?
– Сведения могут быть там. В конце концов, любой центр обработки данных это база знаний человечества.
– Ты имеешь в виду Большие центры? Но их давно нет. От моего мало что осталось. Электроника давно приказала долго жить, большинство модулей перегорело.
– Я знаю как минимум один сохранившийся центр, - сказала Ксен. Конечно, может быть там осталась только библиотека андроидов. Но вполне вероятно, что Итон сохранила что-то ещё.
Рагби почувствовал, что воздух перестал поступать в его систему охлаждения. Он попробовал сделать вдох,
– Ты знаешь Итон?
– спросил он шепотом.
– Да. Последнее время я находился в её центре. То есть, очень долгое время. С тех пор, как старый мир перестал существовать.
– Так она выжила?
– Почти все шеду выжили. В конце концов, вас делали с запасом прочности, которой хватило бы на несколько тысяч простых андроидов. Вот только...
– Вот только что?
– Я думаю, она не в себе.
Рагби улыбнулся.
– Я думаю, мы все не в себе.
Ксен рассеянно кивнула и отошла к экрану навигатора, чтобы задать новый маршрут. Она не была уверена, что Орион знает такие ориентиры, как "Город Лайми" или "Железные горы", поэтому просто попросила его найти вычислительный центр номер 19. Это Ориону было известно.
156.
– Отправление через двадцать секунд. Просим пассажиров занять свои места. Отправление через десять секунд. Восемь секунд. Шесть секунд. Четыре. Две.
Поезд сорвался с места. Голубое озеро осталось далеко позади. Дорога к центру 19 лежала через равнину, заросшую короткой жесткой травой. Справа и слева виднелись одноэтажные домики, выкрашенные ярко розовой краской. В свете полуденного солнца краска казалось почти оранжевой, но ближе к вечеру приобретала цвет крови. Люди, живущие здесь, понятия не имели о том, что где-то в мире есть всемогущие архонты и безжалостные короли. Они не знали, что глубоко под землёй может оказаться хранилище вещества, способного разнести на куски целые города. Эти люди верили только в то, что земля скрывает в себе таинственные силы, заставляющие расти кукурузу, пшеницу и бобы.
Поезд ехал вперёд, день клонился к вечеру. Ксен в очередной раз открывала и закрывала оранжевый чемоданчик. Она думала о том, что рано или поздно ей придётся при помощи этих инструментов оперировать глаза своей сестры и от этой мысли ей хотелось выброситься из поезда на ходу. Возвращение зрения это прекрасно. Разрезать глазные яблоки любимой сестры это худший кошмар из тех, которые только можно вообразить. С другой стороны, смотря как запрограммировать. Вполне возможно, что операция производится в полностью автоматическом режиме. Эх, был бы у неё полноценный медицинский модуль!
Ближе к вечеру справа по ходу движения показалось аметистовое море. Это было явно не море рядом с архипелагом Янгшу, но в том, что фиолетовый камень это аметист, сомнения не было. Море ширилось на многие мили вперёд, каменные плиты наползали одна на другую так, что создавалась иллюзия бушующих волн. Это Ксен не понравилось.
– Сколько их ещё будет? Растут, как опухоль. Я думала, что для них нужен питательный раствор или что-то в этом роде.
– Судя по всему, они нашли для себя что-то более подходящее, чем насыщенная жидкость в лаборатории.
– Хорошо ещё, что люди ещё долго не дойдут до мысли использовать его как один большой калькулятор. Не знаю, сколько ещё этих морей, но если они все начнут работать, земля запечётся как яблоко.
157.
У
Архонт Питер когда-то был хорош собой. Его тонкое лицо, задумчивые глаза и безукоризненные манеры приводили дам в восторг и заставляли их мужей скрежетать зубами. Все знали, что в юности Питер тяжело пережил первую любовь, а на госпоже Клариссе женился только по настоянию родителей. Королева Кларисса никогда не пользовалась ни народной любовью, ни уважением, а за архонтом, несмотря на свадебный браслет, сохранилась репутация интересного холостяка. Его фаворитки утверждали, что в мире ещё не было более нежного любовника.
До сорока лет архонт Питер ничем не заслужил неодобрение совета. Он соглашался, когда надо было соглашаться, протестовал, когда надо было протестовать, а главное, всегда ставил отпечаток царственного пальца в нужных местах. В год, когда Питеру исполнилось сорок лет, всё резко изменилось. К этому времени его младший брат Ларсен уже достаточно встал на ноги, чтобы поднять голову и помять под себя слабовольного брата. Ларсен не совершал никаких особых усилий, власть далась ему просто и без борьбы. Питер был рад, что младший брат снимает с него тяжкое бремя королевских забот и всегда готов посещать сенат вместо него. В конце концов, Питер вообще перестал появляться в сенате, оставив брата действовать от своего имени. Почти всё время он проводил со своей дочерью Сиа, избаловав её как комнатную болонку. К тому времени мать Сиа, королева Кларисса вот уже семь лет как лежала в могиле, и воспитанием королевской дочери некому было заниматься. Гувернантки и учителя менялись как перчатки, никак не волнуя девственный мозг юной принцессы. К десяти годам Сиа с трудом читала по слогам, к пятнадцати могла только подписать собственное имя. Когда Сиа исполнилось семнадцать лет, архонт счел её образование законченным, и отныне Сиа проводила всё своё свободное время в праздности и лени.
Единственным человеком, который мог совладать со своенравной принцессой, была её няня Роудин. Одного её слова было достаточно для того, чтобы обуздать взбесившуюся принцессу.
Когда-то Роудин нянчила самого архонта Питера. Она рассказывала ему дивные сказки о стародавних временах, пела странные песни, а потом взяла под свою опеку маленькую Сиа. Когда Сиа выйдет замуж и родит наследника короны, нянчить его тоже будет Роудин. Ни архонт Питер, ни принцесса Сиа не представляют себя без любимой няни. Без Роудин и дворец не дворец, лучшие творения придворных кулинаров лишаются вкуса, губы любовниц архонта и любовников принцессы теряют сладость.