Мертвые канарейки не поют
Шрифт:
Гоша, склонив голову, прошептал:
– Но выходит, что новую жизнь я начну со лжи…
– Не со лжи! – Рита сильно сжала его руку. – Просто с того, что не сообщишь падкой до дешевых сенсаций публике то, что ее и так не касается. Думаешь, если ты скажешь, что твой старик… в течение многих лет насиловал тебя, то тебе это поможет в дальнейшим сделать карьеру? Извини, я скажу сейчас страшную, несправедливую, но правдивую вещь: кто захочет обращаться к такому адвокату? Кто возьмет его на
Гоша молчал, а Рита продолжила:
– Тебе и так придется сложно, потому что ты сын адвоката-преступника. И новая порция разоблачений не поможет тебе возвыситься в глазах общественности, наоборот, станет поводом, чтобы еще с большей силой наброситься на тебя…
Молодой человек поднес к губам руку Риты, нежно поцеловал ее и со вздохом произнес:
– Какая ты чудесная! Как бы я хотел, чтобы ты была моей… моей подругой… Спутницей жизни… Женой…
Рита медленно убрала руку, ничего на это не отвечая, и Гоша вздохнул:
– Понимаю… Нет, я в самом деле понимаю, что упустил свой шанс. Ты ведь любила меня, я это видел и чувствовал. А теперь слишком поздно…
Они еще долго сидели на лавочке в старом парке, разговаривая о многом, о том, что их объединяет, и Рита все думала над словами Гоши.
Над его предложением руки и сердца или, по крайней мере, дружбы.
И когда под вечер они вернулись в город, то вместе направились в областную больницу – Рита к маме, а Гоша к бабушке. На ступеньках лестницы они попрощались. Гоша обнял девушку и поцеловал.
– Да, я упустил тебя. Я это знаю, более того, я понимаю, что и поделом мне. Потому что после того, что произошло, ты не хочешь и не можешь…
Он смолк, а Рита потрепала его по плечу.
– Ты правильно понимаешь. Не думаю, что я та, кто тебе нужен. Нас слишком многое связывает, а иногда это гораздо хуже, чем то, что разъединяет. И помни – ты уже понес наказание, и новая кара ничего не изменит. Так что пусть каждый из нас живет своей новой жизнью, насколько это возможно. Ну, прощай, Гоша Барковский!
Она поцеловала его в щеку и, не оборачиваясь, хотя так и хотелось развернуться, броситься обратно и повиснуть у Гоши на шее, Рита шагнула в длинный, залитый ровным светом коридор.
И двинулась вперед, так ни разу и не обернувшись.
– Мать, я уже думал, что ты не придешь! – заявил Антон Громыко, проталкивая ее сквозь толпу куда-то в небольшой конференц-зал. – Смотри, и место тебе занял…
Оказалось, что на стуле уже восседает кто-то другой. Антон принялся выяснять отношения, но Рита, усмехнувшись, сказала:
– Ничего, у стеночки постою. В конце концов, это собрание сотрудников вашей газеты, а я в ней не работаю.
Антон так зазывал ее на встречу с прилетевшим с кратким визитом новым владельцем «Городского сплетника» господином Еросяном, что Рита поняла – проще пойти туда и принять участие в этом мероприятии, чем постоянно оправдываться, объясняя, отчего она
Прислонившись к стенке, Рита не без интереса оглядела собравшихся – нервного главного редактора, коротышку-бородача, сидевшего за столом импровизированного президиума, прочих коллег Антона, которых тот, не скупясь на краски, заранее ей описал. Она украдкой посмотрела на часы: во второй половине дня ей нужно было быть в больнице, потому что там собирался медицинский консилиум, который должен был определить методы лечения мамы.
Дверь с противоположной стороны распахнулась, появилась эффектная дама средних лет в экстравагантном, по крайней мере, по меркам их провинциального города, наряде и диковинных очках. Затем вошли два типичных молодых менеджера в шикарных деловых костюмах и с дорогущими кожаными портфелями, и, наконец, в зал шагнул новый владелец «Городского сплетника» – столичный медиамагнат Еросян.
Он оказался невысоким, сухим, полностью седым человеком с большими темными глазами и морщинистым лбом, облаченным в линялые джинсы, белую майку с надписью «Нас не догонят!» и лиловые кеды.
Свита медиамагната расселась в президиуме, оставив место в середине для босса. Но тот, проигнорировав его, обошел президиум и вдруг присел на стол, обводя собравшихся тяжелым немигающим взглядом.
– Добрый день, – произнес он негромко. – Вы желаете узнать, что вас ждет? Что же, сразу могу сообщить: ничего хорошего!
Главный редактор, явно не ожидавший такого начала, заерзал на своем стуле, а медиамагнат продолжил:
– Вы наверняка многое обо мне слышали и читали. Причем в основном плохое и очень плохое. О том, что я очень жесткий. Что не даю пощады. Скупаю перспективные провинциальные СМИ, безжалостно их перекраиваю и превращаю в крайне рентабельный рупор своих интересов. Деньги на ветер не бросаю. Увольняю сразу половину старой редакции. Не терплю неподчинения.
В конференц-зале воцарилась небывалая тишина.
– И задаетесь вопросом, правда ли это? Скажу честно: нет, не правда. Потому что на самом деле я намного хуже!
Еросян произнес это без тени улыбки, и Рита, заметив смертельно-бледное лицо главного редактора, поняла, что смены руководства «Городскому сплетнику» не избежать.
– Финансами и реструктуризацией займется команда профессионалов. Они прибыли со мной и привезли мастер-план. Потому что издание у вас неплохое, но убыточное, отвратительно организованное и плохо управляемое.
Главный редактор был, кажется, на грани обморока.
Еросян же, не замечая этого, продолжил:
– Вообще-то ваша газетка одна из сотен ей подобных, и я бы никогда не обратил на нее внимания, если бы не та невероятная медиакампания, которую она организовала, разоблачая высокопоставленных преступников у вас в городе! Это высший пилотаж, такого я на своем веку еще не помню. Вы – самые крутые!
Он кивнул и внезапно улыбнулся, и Рита поняла, что улыбка у него теплая и добрая. Раздались хлопки, и вскоре конференц-зал содрогался от аплодисментов собравшихся.