Мертвые канарейки не поют
Шрифт:
Несколько человек в кафе, вскочив так резко, что полетели на пол стулья, куда-то убежали: наверняка работники телецентра, пожелавшие узнать, в чем же дело, и помешать дальнейшей трансляции.
На экране тем временем шли кадры фильма ужасов, и два высокопоставленных типа стали душить несчастную жертву.
– Господи, это они что, убивают ее? – проронил кто-то, а Антон громко произнес:
– Да. А другие за этим наблюдают. И при этом занимаются онанизмом. Элита нашего города и области, так сказать.
Рита дернула его за рукав, а Громыко скорчил страшное лицо – мол,
– Да включите же, наконец, звук! – завопил один из посетителей, и Рита заметила грузного милиционера, обычно всегда спавшего в стеклянной будке в фойе и ни к кому не пристававшему.
Теперь же он, переваливаясь с ноги на ногу, спешил куда-то с выражением абсолютного ужаса на лице.
Положив на стол купюру, Антон поманил за собой Риту. Они вышли из кафе, никем не замеченные.
Выйдя в светлую майскую ночь, увидели подлетающий к крыльцу милицейский автомобиль со сверкающими сиренами, причем не один.
– Они ведь схватят твою редакторшу? – голос Риты дрогнул, а Антон спокойно пояснил:
– Поверь мне, она тетка хитрая, доказать, что кассету поставила именно она, будет сложно. Да и с чего ты взяла, что это приехали за ней? А не за кем-то другим? Там ведь в числе членов клуба по интересам был, кажется, и наш достопочтенный областной ведущий, тот самый, что сейчас в эфире…
Антон оказался прав – в итоге, несмотря на то, что уже давно наступил вечер, затем перешедший в ночь, огромная собравшаяся перед телецентром толпа могла наблюдать, как милиционеры, и сами обескураженные, вывели и усадили в зарешеченный «уазик» диктора выпуска новостей.
Рита и Громыко, наблюдавшие за этим вживую, даже на радостях обнялись. А по толпе уже шли возбужденные разговоры о том, что в городе уже давно действовала шайка высокопоставленных насильников. Что все они являются адептами сатанинского культа. Что они вырезали у жертв сердца и съедали их.
Что в реке обнаружили два десятка женских трупов…
У Антона завибрировал пейджер, и он сообщил:
– Ага, главный созывает нас на экстренное совещание, и это сейчас, в одиннадцать вечера! Ну, мать, мне пора. Думается, завертелось!
Он оказался прав: завертелось, да еще с какой силой. Город, да, похоже, и вся область, пребывал в шоке, который постепенно сменялся яростными требованиями покарать тех, кто был запечатлен на пленке, прокрученной в выпуске новостей.
В ту же ночь из Москвы прибыл целый десант тамошних следователей, а вице-мэр, один из участников кровавой оргии, ушел в отставку.
Его арестовали на следующий день.
Рита все ждала, что к ней прибудут эти самые следователи, от нее потребуют объяснений, захотят узнать подробности.
Но тянулся день за днем, а к ней никто не приходил.
Наконец, когда она уверилась в том, что этого и не произойдет, ее на выходе из областной больницы, где она навещала маму, встретили вежливые молодые люди, попросили проехать с ними.
Оказавшись в кабинете с портретом президента на стене, Рита выложила сидевшим напротив нее трем мужчинам и одной женщине все, что знала.
Ничего не утаивая. Ну,
Она думала, что ее не выпустят, однако после многочасовой дачи показаний один из тех, кто внимал ее повествованию и задавал больше всего вопросов, кажется, самый главный, проводил ее в буфет, а на прощание крепко пожал руку и заметил:
– В Москве заинтересованы в том, чтобы осушить это провинциальное, но такое глубокое болото коррупции, криминала и разврата. Вы проявили необычайное мужество и…
Он усмехнулся и, посмотрев на нее, добавил:
– …и небывалое легкомыслие, ввязавшись в эту историю. Для вас она могла завершиться смертью.
– Но не завершилась же! – ответила Рита. – Извините, а вы мне можете сказать, что будет теперь со Львом Георгиевичем Барковским?
Тот, снова усмехнувшись, ответил:
– Ну, Лев Георгиевич – только один из фигурантов. Причем далеко не самый важный…
– Он важный! – заявила с жаром Рита. – Он наверняка один из координаторов этого клуба по интересам! Он использовал имевшийся в его распоряжении компромат для того, чтобы оказывать влияние на местных бонз. Он…
– Он в больнице, – перебил ее москвич, – у Льва Георгиевича, что неудивительно, произошел сердечный криз. И не только у него одного.
– Пытается прикинуться больным, чтобы уйти от ответственности! – заявила Рита, а следователь сказал:
– Понимаете, ваша личная история, толкнувшая вас на путь столь изощренной мести, приведшей к разоблачению этих мерзавцев, безусловно, трагическая, однако, уж разрешите мне это заметить, по сравнению с прочими преступлениями этого клуба по интересам не такая резонансная. В остальных случаях имеются трупы, в вашем же, к счастью, нет. А все остальное – это, как я понимаю, не подтвержденные уликами утверждения, которые ваш Лев Георгиевич с легкостью опровергнет…
– Но он наверняка запечатлен на одной из пленок! – не унималась Рита, а гость произнес:
– Пленки сейчас изучают, и всех, решительно всех, кто запечатлен на них, допрашивают, а большую часть уже задержали. Трое, как вам известно, находятся в бегах, но это их не спасет, они объявлены во всероссийский розыск. Барковский же, по имеющимся у меня сведениям, пока нигде не засветился – не забывайте, наиболее предусмотрительные из этих мерзавцев носили маски. Не исключено также, что Лев Георгиевич был настолько умен, что вовсе не принимал участия в этих оргиях либо прилагал все усилия, чтобы не попасть в кадр…
– Вы что, – произнесла растерянно Рита, – хотите сказать, что, в отличие от всех прочих, Барковский выйдет сухим из воды?
– Не выйдет, это я вам обещаю! Потому что эти трусливые сволочи, понимая, что их песенка спета, наперебой дают показания, очерняя один другого и желая урвать себе послабления и срок поменьше. И многие из них упоминают Барковского. Так что мы прижмем его к ногтю, пусть и не сразу.
И, снова пожав руку Рите, он произнес:
– И лучше не высовывайтесь. Мы и так на многое глаза закрываем, например, на то, что по вашему наущению в прямой эфир областного ТВ пошла эта ужасная пленка. Но ни вас, ни редакторшу, которая вам помогла, трогать не будем – нам есть кем заняться. Однако советую более в подобные дела не впутываться.