Мертвые канарейки не поют
Шрифт:
Он протянул ей бокал шампанского, и Рита чокнулась с молодым человеком, как обычно широко улыбавшимся.
– За наше расследование! – произнесла девушка, а Олег ее поправил:
– Ну, мать, не надо так скромничать – за твое расследование! Это ведь ты все нарыла, я так, только ассистировал.
– Это вовсе не так, – ответила, выпив шампанское, Рита. – Твоя помощь была очень важной. И с экспертизой, и с компроматом на Зайцева, и с автомобилем…
Шампанское натощак оказало практически моментальное воздействие, и, чувствуя, что еле держится
– Мать, что с тобой? На тебе лица нет! Тебе прилечь, быть может?
Голос Олега доносился до нее как из бочки, и Рита, чувствуя, что ее неудержимо тянет в сон, пробормотала:
– Да, прилечь, всего на десять минут… А потом завтракать и…
Открыв глаза, Рита ощутила разрывающую черепную коробку головную боль. Подскочив, она сначала не смогла понять, где находится, и только потом поняла, что на съемной квартире.
Глаза слипались, правая нога затекла, во рту был мерзкий горький вкус. Нет, никогда больше она не будет пить до завтрака шампанское. И после, вероятно, тоже!
Рита поплелась на кухню, пытаясь найти Олега и чувствуя, что в животе у нее урчит. Есть хотелось ужасно.
Однако Олега на кухне не было, как не было его и в санузле. В зале, служившем одновременно и спальней, его не было тоже, а больше комнат в квартире не имелось.
Наверное, он ушел, потому что она разоспалась. Или отправился проведать дочь писателя. Или пошел за продуктами, чтобы приготовить обед…
Оказавшись снова на кухне, Рита отщипнула от лежавшего на столе багета, того самого, который принес утром Олег.
Только багет был уже черствый.
Ничего не понимая, девушка взглянула на часы – начало десятого утра. Выглянула в окно – хмурое столичное утро начала октября…
Но проспала она всего час, от силы полтора. Отчего же такое чувство, как будто дрыхла целые сутки?
Она вдруг заметила, что шнур телефона выдернут из розетки. Этого она точно не делала.
Все еще отчасти дезориентированная, Рита опустилась на стул, отчаянно зевая.
Ее взгляд упал на письменный стол, и только через несколько секунд она поняла, что там чего-то не хватает.
Ее ноутбука.
Рита уставилась на пустую столешницу, потом медленно повернулась. В голове билась одна-единственная мысль:
«А какое сегодня число?»
Влетев в редакцию отдела расследований, Рита первым делом наткнулась на Марину, которая протянула:
– Ах, вот и наша прогульщица! Думаешь, можешь просто так целыми днями пропадать, никому ничего не говоря, да так, что до тебя не дозвониться? Ну и видок у тебя, ты что, по старой привычке гудела?
– Где Олег? – выпалила Рита, уставившись на пустой стол молодого бородача, а Марина вздохнула:
– Ну, Олежек у нас после этой дикой истории с писателем высоко взлетел! Его сам Еросян принимал, велел еще вчера вечером в эфир дать, а сегодня это уже в газетах появилось…
Рита
– И теперь он переехал в свой отдельный кабинет! – протянула с явной завистью Марина. – Вот как быстро тут карьеры делаются. Провел удачное расследование, которое понравилось шефу, и все, взлетел высоко. А ведь кто об Олежке мог подумать, что он такой прыткий…
Рита, бросившись в коридор, поднялась на этаж выше, где сидели мэтры, которые, в отличие от них, мелкой сошки, не ютились в одном большом общем бюро, а вольготно творили в своих отдельных кабинетах.
Еросян считал, что таким образом поддерживает здоровую конкуренцию среди своих журналистов.
Ну, или нездоровую.
Ворвавшись в кабинет Олега, Рита увидела, что тот, восседая в большом кожаном кресле, говорит по крутому мобильному телефону. Заметив Риту, он ничуть не удивился и, указав ей жестом на стул около небольшого собственного стола для совещаний, важно продолжил:
– Да, Дима, понимаю. Но вдова теперь под арестом, а ты дашь в эфир интервью с дочкой Булатного, которая такого расскажет… Да, кто бы мог подумать, что Регина окажется такой мразью. Ты ведь хорошо ее знал? Ах, всего лишь шапочно? Ну хорошо, понимаю, эфир надо готовить. Я в Останкино подъеду, ты ведь меня во второй части программы тоже в эфир возьмешь? Ну, лады, Дима! Пока!
С оторопью выслушав разглагольствования бородача, к которому она еще недавно испытывала симпатию, Рита заявила, едва он положил трубку:
– И давно ты с ведущим «Народного ток-шоу» на ты?
Олег, откинувшись на спинку кресла, произнес:
– А тебе не говорили, что, прежде чем войти в чужой кабинет, надо постучать и получить на то разрешение?
Рита закричала:
– А тебе не говорили, что красть чужое расследование нельзя?!
Олег спокойно ответил:
– А я и не крал. Просто показал его шефу, вот и все. Кстати, это ведь не твое расследование, а наше. А если быть точным, мое. Потому что без экспертизы содержимого фляжки, которую я тебе организовал, и без моего компромата ты бы ни на что не вышла. Но я был вполне коллегиален, не утаил твою роль. Сказал, что ты ассистировала мне и с блеском по моей наводке сыграла роль медсестры в санатории.
«Ассистировала!» «По моей наводке!»
Рита тихо произнесла:
– А ведь совсем недавно ты совсем по-другому пел. Заявлял, что расследование мое…
Олег усмехнулся себе в бороду:
– Мать, ну, пока ты дрыхла, я решил время не терять. Не забывай, тут каждый за себя. Это Москва!
Точно, и слезам она не верит, однако Рита если бы и расплакалась, то не от горя, что Олег оказался мерзавцем и двуличной бородатой сволочью, укравшей у нее результаты ее расследования и представившей их Еросяну как собственные, а от бешенства.