Мертвые канарейки не поют
Шрифт:
Чтобы заглушить боль и не позволить давним кошмарам, которые она считала уже побежденными, снова вползти в ее душу и ночные сны, Рита с головой ушла в работу.
Она же была главой огромного медиахолдинга.
Это помогло, хотя ночи – длинные черные ночи, полные склизких воспоминаний, потных сновидений и напрасных слез, – повторились с завидной регулярностью, о чем Рита никому, даже психотерапевту, которого посещала время от времени, не говорила.
Потому что для всех она была успешной, очень богатой и крайне влиятельной медиаперсоной, владелицей одного
Ее боялись, перед ней заискивали, ее ненавидели.
И никто – никто! – не должен был знать, что она уже давно живет в своем персональном фильме ужасов.
Только Антон Громыко, похоже, догадывался об этом.
Однажды он прямо заговорил об этом:
– Мать, я же вижу, что ты на пределе. Другие, может, и не видят, но я-то вижу.
Рита резко его осадила:
– Ну раз видишь, то не болтай об этом!
Громыко, вздохнув, произнес:
– Ну, мне-то, своему старому другу и почти любовнику, сказать-то можешь?
Рита усмехнулась: Антон после смерти Тиграна подкатывал к ней, крайне осторожно, но подбивал клинья, а она сделала вид, что воспринимает это как шутку, и на этом все сошло на нет.
– Из-за мамы твоей? – предположил он.
У мамы Риты диагностировали редкую форму болезни Альцгеймера, недуг развивался очень быстро, и о выздоровлении уже и речи не было: врачи давали больной от силы год-полтора.
И то, если организм выдержит.
Рита повела плечом, а Антон, как ей показалось, желая ее приобнять, но явно не рискуя сделать это, продолжил:
– Мать, но из-за чего тогда?
Рита посмотрела на него – если даже человек, с которым ей пришлось пережить один из самых страшных моментов жизни, не понимает, то, значит, никто не поймет…
– Тебе показалось, – ответила она холодно. – Все в полном порядке. В полном! Ты меня слышишь?
Антон ей не поверил, но эту тему больше никогда не поднимал.
Если она и жила в своем персональном фильме ужасов, то в чрезвычайно комфортабельном и крайне роскошном.
После смерти мамы, последовавшей в конце того года, Рита приняла решение уйти в другие области бизнеса, не ограничиваясь СМИ.
За последующие девять лет она – помимо всего прочего – стала владелицей сталепрокатного завода, алюминиевого комбината, авиалинии-лоукостера, провинциального пароходства, трех ресторанов, четырех ночных клубов и одного из самых влиятельных в столице и, пожалуй, в стране, пиар-агентств.
В политику Рита не лезла, понимая, что это не ее, однако ее пиар-агентство было крайне востребованным и получало заказы от влиятельных лиц.
– Ну, ведь это сущий пустяк, не так ли? – нервно спросил кандидат в губернаторы ее родной области, очередной весьма и весьма крупный клиент, за которым стояли очень большие
Обычно Рита в заседаниях с клиентами, даже подобного уровня, участия не принимала, занимаясь разве что разработкой общей стратегии той или иной кампании, но на этот раз было иначе.
И вовсе не потому, что речь шла о кандидате в губернаторы ее родной области, скорее, это было бы для нее поводом дистанцироваться от происходящего. Однако кампания, которая шла полным ходом, вдруг дала сбой: кандидата в губернаторы, которого раскручивало ее пиар-агентство, обвинили в сексуальных домогательствах.
Точнее, в изнасиловании одной из помощниц, которая выставила в Интернет ролик со своей исповедью о том, что ей пришлось пережить.
Ничего хорошего, если, конечно, ее слова были правдой, а не попыткой шантажа или в данном случае демонтажа наиболее перспективного кандидата.
А до выборов оставалось меньше двух месяцев.
Рита посмотрела ролик, и он всколыхнул старые, почти двадцатилетней давности, воспоминания. Но это не значило, что она безоговорочно поверила предполагаемой жертве, тем более, что кандидат в губернаторы всячески отрицал инкриминируемые ему факты, с жаром заявляя, что это происки его конкурента, не имевшего особых шансов, но теперь, после появления обвинения, начавшего резко сокращать разрыв.
Но даже не это привлекло внимание Риты. Просто конкурентом ее клиента, этого лощеного и, если уж на то пошло, не очень приятного типа из «партии власти», правда, с хорошо подвешенным языком и умением нравиться народным массам, был крупный бизнесмен Барковский.
Георгий Львович Барковский, то есть Гоша Барковский, сын Льва Георгиевича.
О том, что именно против него придется работать, Рита узнала, когда ее пиар-агентство приняло заказ на раскрутку клиента – кандидата в губернаторы. Наверное, если бы она узнала об этом раньше, дала бы распоряжение отказаться от сотрудничества.
Нет, не из-за их клиента, у которого рыльце было явно в пушку.
А из-за Гоши Барковского.
– Это же такой пустяк! – возопил их клиент, снова и снова стуча ладонями по полированной поверхности стола в конференц-зале – благодаря этой бурной жестикуляции Рита заметила у клиента платиновый «Ролекс» – и это у человека, позиционирующего себя как скромного слугу народа, желающего истребить коррупцию в ее родной области. – Вы должны что-то сделать! Прижать эту сучку, выбить из нее признание, что это все Барковский затеял. Вытрясти душу из ее родственников, родителей, хахаля…
Рита, которая изначально не испытывала симпатии к клиенту (но деньги, как известно, не пахнут, в особенности очень большие деньги), поняла, что теперь этот тип сделался ей просто омерзителен.
– А вы в самом деле изнасиловали ее? – спросила она и заметила, как сидевшие вокруг большого стола мужчины в дорогих деловых костюмах и модных узких галстуках нервно сглотнули.
В конференц-зале она была единственной женщиной, даже мелкий юный референт был мужского пола.