Мертвые канарейки не поют
Шрифт:
Нажав кнопку звонка, Рита прислушалась. За дверью, как ей показалось, послышались шаркающие шаги, однако открывать никто не спешил. Рита позвонила снова.
Соседняя дверь распахнулась, и она увидела невысокую полную женщину с мусорным ведром.
– Вы случайно не знаете, Эльвира… – Рита быстро посмотрела в бумажку, зажатую в руке -…Вячеславовна дома?
Соседка, усмехнувшись ей золотыми зубами, ответила:
– Эльвира Задница Гамадрила? А как же, она все время дома – квасит
Риту передернуло – отнюдь не из-за живописаний Эльвириного существования, а из-за клички, которой ее называли даже соседи.
Той самой клички, которую она когда-то сама запустила в оборот. Но ведь она не хотела, чтобы гадкое прозвище прилипло к Эльвире и стало ее вторым именем… Теперь уже даже первым.
– А вы из прокуратуры? – спросила соседка, с одобрением рассматривая стильные дорогие вещи Риты. – Ее же брательник, этот псих, который всех тут в квартале терроризировал годами, пытался нашего нового губернатора кокнуть. Хорошо, что его пристрелили, давно пора было! Барковский придет, порядок наведет…
Дверь квартиры Эльвиры вдруг распахнулась, и оттуда на порог выкатилась облаченная в рваный полосатый халат тощая, морщинистая особа с длинными, неестественно рыжими волосами, гаркнувшая сильно прокуренным голосом:
– Тварь, да ты как моего братишку смеешь оскорблять! Да я тебе за это все глаза выцарапаю!
– Тогда тебя саму пристрелят, Задница Гамадрила! – парировала соседка и отступила с ведром к лестнице. – И поделом, давно пора!
Рита, вначале задававшаяся вопросом, кто эта спившаяся неприятная особа, явно подслушивавшая под дверью и выползшая, чтобы закатить скандал, и что она делает в квартире Эльвиры, поняла, что это и есть сама Эльвира.
Та же, бросив на Риту быстрый взгляд, вдруг переменилась в лице и, явно узнав ее, юркнула обратно в квартиру и захлопнула дверь.
– Эльвира, добрый день! Мне надо поговорить с тобой! Открой, пожалуйста!
Рита осторожно постучала в дверь, а из-за двери послышался стон:
– Уходите, прошу, уходите! Ничего я не знаю, не ведаю! Мой братец был псих, сам не знал, что творит, а теперь он мертв, только вот девять дней справили. И никаких претензий не имеем, вы так и передайте! Никаких!
Интересно, кому требовалось передать, что у Эльвиры нет претензий?
– Эльвира, – Рита стукнула в дверь снова, – я же видела, что ты меня узнала. Открой.
Молчание.
– Открой, я тебе денег дам! Сколько хочешь?
Дверь быстро распахнулась, к Рите протянулась грязная худая рука с желтыми нестрижеными ногтями и следами инъекций.
– Ну, давай! Это же он тебя прислал! Но я не требовала! Мы не внакладе, нам щедро заплатили…
Ничего
– Кто заплатил? – спросила она, закрывая дверь, а Эльвира, уставившись на нее, вдруг заплакала:
– Что ты меня терзаешь? Приехала такая красивая, вечно юная, крутая! Ужасно богатая, я ведь тебя и по телику видела, и в газетах тоже! Ты ведь с ним заодно! Ну, конечно, заодно! Вы тогда и спелись! И почему преступники и мерзавцы в жизни преуспевают, а их бедные жертвы страдают?
Она оборвала стенания, явно театральные, и заявила как ни в чем не бывало:
– Ну, раз приперлась, давай деньги. А потом мотай отсюда!
Рита, пройдя в зал и увидев работающий без звука телевизор, продавленную кушетку, покрытую черным от грязи бельем, и ряды пустых бутылок везде и всюду, вздохнула.
Все эти двадцать лет она упорно поднималась наверх, а Эльвира неуклонно спускалась вниз.
Странно, но, несмотря на то, что между их мирами лежала теперь пропасть, каждая из них оказалась в своем персональном фильме ужасов.
– Ты ведь о Барковском говоришь? – произнесла Рита, не решаясь никуда присесть.
Эльвира, передразнивая ее, ощерила черные зубы, просюсюкала:
– О Барковском… Знаешь ведь о ком, он тебя и послал, а еще душу бередишь! Что, получила от него задание убедиться, что мне плохо? Ну да, очень плохо! Как все эти годы! И это вы виноваты, сволочи, только вы!
Рита, вынув из сумки кошелек, вдруг обнаружила, что наличности у нее особо и нет – она привыкла расплачиваться всюду карточками или с помощью смартфона.
– Вот, возьми. Но я принесу больше…
Эльвира запричитала:
– Понимаю, издеваться нравится! А ведь ты раньше такая страшненькая была, а я – сказочная принцесса! А теперь ты у нас королева жизни, а я местная пьянь и шлюшка, которая за бутылку водки и дозу каждому мужику дает!
Рита понимала, что Эльвира намеренно заставляет ее чувствовать себя виноватой в том, в чем никакой ее вины не было, однако все же ощутила себя не в своей тарелке.
– Это вы виноваты! – выпалила снова Эльвира. А потом вдруг, словно спохватившись, принялась канючить:
– Мы люди маленькие, я ничего не знаю и никому не скажу. Тут репортеры ошивались, но я им тоже ничего не сказала… Так что Георгий Львович пусть не беспокоится…
– О чем пусть не беспокоится? – спросила Рита, и Эльвира, включив дурку, запричитала:
– Да ни о чем, ни о чем! Я ведь пьянь и дура, несу чушь! Все в порядке, все в полном порядке…
Рита, подойдя к Эльвире, откинула упавшую ей на глаз засаленную рыжую прядь.
– Ты и правда была сказочная принцесса… Я так тебе завидовала.