Мертвые незнакомцы
Шрифт:
– Папа, – по сравнению с яростью отца сын кажется лишенным эмоций. – Цицеро-авеню переходишь только ты – чтобы в субботу вечером пострелять в воздух из пистолета.
– Ты теперь спец по психологии горилл! Так живи с ними, если так их любишь.
– Когда-нибудь ты попытаешься напугать не тех людей. И они выстрелят в ответ.
– Ты просто не понимаешь, – резко возражает Майкл Шеска и заходит в комнату сына, подталкиваемый бездонным и бесцельным бешенством. – Это держит их в страхе, и они остаются на своей стороне. Там их больше, чем нас.
И юноша отвечает:
– Нас?
– Настоящий враг здесь, а не где-то еще, козел.
«Козел». «Толстяк». «Дубина». Эту песню юноша слышит каждый день, когда заходит в дом.
Но, несмотря на насмешки, он настоящий спортсмен. В спальне есть спортивный уголок, и он каждый день поднимает гири, накачивая бицепсы, предплечья, запястья, шею. В дверях закреплена перекладина. Джон Шеска работает над своим телом, как работает над домашними заданиями. И то и другое здесь – необходимые формы защиты.
Юноша наконец поднимает глаза на мужчину.
– О да, настоящий враг здесь.
– Заткнись, или я сам тебя заткну.
– У тебя больше не хватит на это сил.
Неделю назад школьный консультант написал о нем в характеристике: «Джон очень скрытен в школе. Я подозреваю проблемы дома, но он никогда не позволяет личным трудностям влиять на поведение».
Тренер по борьбе написал: «Джон – скрытый лидер. Другие мальчики охотно идут за ним. Но я никогда не встречал борца, у которого прорывалась бы такая контролируемая жестокость, какую я вижу у него. Я боюсь, что в этом парнишке скрывается чудовище, ждущее часа вырваться наружу. Надеюсь, Джон найдет способ обуздать его».
Его девушка призналась лучшей подруге: «Я знаю, что Джон любит меня, но он никогда не говорит о чувствах. Он старается притворяться дохлой рыбой, но в нем есть доброта. Я это вижу. И помогу ему».
Сейчас юноша обедает с отцом и бабушкой на маленькой кухне, под окровавленными Иисусами, святыми и крестоносцами, убивающими мусульман в Турции и Иерусалиме, на Мальте и в Испании. Еще на кухне масса фотографий нынешнего папы.
Мать вместе со своим возлюбленным, на которого мальчик похож, погибла в автокатастрофе, когда ребенку был всего год. В квартире очень чисто. На диване лежат журналы «Оружие и боеприпасы» для Майкла Шески и журнал Американского еврейского комитета «Комментари» для бабушки. Она выучила английский после приезда из Европы, смотрит некоммерческое общественное телевидение и состоит в Лиге женщин-избирательниц – настоящее политическое и социальное отклонение в Сисеро, белом пригороде Чикаго, где работают десятки тысяч негров, а жить не разрешается ни одному.
Мальчик сидит между отцом и бабкой, как и положено арбитру.
– Сегодня на станции, – начинает отец, отламывая кусок горячего свежего хлеба, – подрались нигер с поляком. Нигер порезал поляка.
– Ненавижу это слово, – говорит бабушка, наливая картофельную водку в стакан. Эта худая, крепкая женщина иммигрировала в Чикаго после того, как в Словакии ее мужа убили хорваты.
– Мама, – говорит отец, как будто этот спор у них впервые, как будто он объясняет десятилетнему ребенку, как работает велосипед, – единственное, что удерживает эту страну вместе, – деньги. Когда они иссякнут, все вцепятся
– Неужели это мой сын? Неужели тебя действительно родила я?
– Передай, пожалуйста, горох, – говорит Джон.
– Будет настоящая бойня, – продолжает отец между большими глотками виноградного сока. Из-за состояния крови врач запретил ему употреблять алкоголь, и он перешел на сладкое. Шоколадки «Нестле». Кексы «Хостес». Пироги с ананасом. – Нельзя, чтобы столько рас жили вместе.
– Мне следовало бы оставить тебя в Европе. – Бабушка повышает голос. – Ты бы пришелся ко двору.
– Передай, пожалуйста, капусту, – говорит Джон.
– Я приготовила ее для тебя, Джон, – ласково говорит бабушка. – И добавила изюм, как ты любишь. – Она проводит жесткой ладонью по его затылку – ее любовь к внуку так же сильна, как презрение к сыну. – Джон, мы живем в особенной стране, где уживаются разные люди. – В ее голосе звучит пыл иммигрантки, которая сама выбрала страну, где ей жить, вместо того чтобы оставаться там, где выпало родиться. Для бабушки политика не просто тема ток-шоу. Она видела последствия плохой политики. В Восточной Европе плохая политика убивает. – «Спроси, что ты можешь сделать для своей страны», – так сказал президент Кеннеди, и, Джон, если ты любишь свою страну, если ты когда-нибудь будешь сражаться за нее, сбережешь ее от лап этих коммунистических убийц, я буду гордиться тобой. Джон Кеннеди знал, что насилие – не всегда зло. Все зависит оттого, ради чего оно совершается.
Политика вместо личных дел. Личные дела здесь слишком горючий материал.
– Я люблю ее, – отвечает Джон, и в голосе его больше чувства, чем он проявил за весь вечер.
– Знаешь, что такое настоящая любовь? Когда любишь даже после того, как разочаровался. Кто там колотит в дверь?
В дом буквально врывается Ратко Миловичек, лучший друг отца, местный житель в четвертом поколении – толстый, с двойным подбородком мужчина в шрамах от драк в барах, который работает на железнодорожной станции. Он чуть не трясется от возбуждения, сжимая в руках автоматическую винтовку Браунинга.
– Мартина Лютера Кинга застрелили в Мемфисе! Кто-то наконец его шлепнул!
Майкл Шеска грохает обоими кулаками по столу, давая волю праведному гневу.
– Кто это сделал?
– В трущобах Саут-Сайда начнется тарарам, – предсказывает гость. – Бери пистолет. Будем патрулировать окрестности. Идут все ребята.
– Я говорил вам, что этим кончится. – Майкл Шеска отталкивает стул так, что тот переворачивается. – Мама, меня не будет всю ночь. А ты, – он с отвращением смотрит на сына, – если они придут, бросай в них учебник истории.
К полуночи небо на востоке озарилось, а улицы заполонили машины, набитые людьми с оружием, направляющиеся к границе с Чикаго, и в новостях, доносящихся из открытого окна, Джон Шеска слышит о пожарах в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке.
– Пообещай мне, что ты никогда не будешь таким, как мой сын, – говорит бабушка.
Они сидят на крыльце, слушая далекие звуки стрельбы и сирен и глядя на вертолеты, летящие на восток, как, по словам бабушки, бывает в коммунистических странах.
– Обещаю, – отвечает мальчик.