Мертвые незнакомцы
Шрифт:
– Так точно, сэр.
На дворе 1972 год.
– Несколько патрулей в этом районе попали в засаду. Мы получили информацию, что в Док Хо спрятано вражеское оружие.
Капитан сворачивает карту и достает из письменного стола папку с личным делом. Он – кадровый офицер, во Вьетнаме уже третий срок и повидал множество лейтенантов, но говорит Шеске, что тот хорошо поработал. На него произвело впечатление, что Шеска выучил вьетнамский, что вполне подходит дня разведки, но, как и сам капитан, отправился во Вьетнам добровольно.
– Ты патриот. Хорошо проявил
Несколько часов спустя Джон Шеска ведет под горячим дождем дюжину младших сержантов, одного капрала и сержанта по имени Чарли Манн по узкой тропинке, зигзагами поднимающейся в гору. Дождь промочил его насквозь, даже под шлемом. Что-то мелкое, мокрое и живое, кажется, грызет ступню правой ноги. Однако есть в буйной анархии леса что-то, заставляющее его чувствовать себя в своей стихии, – то, как она отталкивает сомнительную цивилизацию. Здесь не нужно иметь дело с людьми как таковыми – только с материально-техническим снабжением, стратегией, математическими величинами.
На самом деле он почувствовал себя свободным, покинув Чикаго, подружку, друзей, отца. Теперь пот льется ручьями под формой, от чего кожа становится скользкой, и стекает по ногам. Жара давит на легкие. Жидкий воздух наполнен запахами гниющей древесины и мокрой земли.
Где-то вдали слышится протяжное: «Каа! Каа!» Возможно, это макак-крабоед, но, может быть, и человек, подражающий крику животного.
«Эта куча листьев выглядит неправильно. Я не видел по дороге других куч, так почему эта оказалась здесь?»
Шеска садится на корточки, делая знак своим людям держаться в стороне. Рассматривает ее и – с расстояния в пять футов – замечает, что растительность над этим местом кажется более коричневой. Увядшей.
Никаких веревок или проводов не видно.
Шеска находит обломок бамбука, очищает от червей и осторожно смахивает верхние листья.
Под листьями – сложенные крест-накрест пальмовые «опахала».
– Черт, лейтенант. Это же западня!
Дно ямы в два фута шириной утыкано острыми бамбуковыми кольями, наконечники которых измазаны темно-коричневым сухим дерьмом.
– Засыпать, – командует он восхищенным людям, которые могли бы свалиться в яму.
Два часа спустя у опушки джунглей внезапно показывается Док Хо. С расстояния в полмили деревня кажется мирным скоплением хижин, свиней и трогательно крохотных рисовых полей, прильнувших к ступенчатому склону горы. Название похоже на солдатскую шутку:
– Привет, дружище, как зовут доктора во Вьетнаме, которого лучше не посещать, если хочешь быть здоров?
– Док Хо, любезный. Док Хо-Хо-Хо.
Дождь перестал; время к вечеру, с громким плеском падают огромные капли воды, стекая в лучах солнечного света с листового полога над огромными папоротниками и веерами листьев.
С опушки леса Шеска разглядывает в бинокль деревню и, за подготовленным к выжиганию полем, вырубку, ныне заваленную стволами махагониевых деревьев. Добраться до деревни незамеченными невозможно.
Мелькает мысль, что понятия «нормальный» здесь не существует. В лучшем случае перед ним – меняющаяся иллюзия, которая в данный момент, в бинокль, состоит из роющейся в земле свиньи. Мальчик разговаривает со стариком в конической крестьянской шляпе из тростника.
«Что ж, дома все тоже было ложью. По крайней мере здесь все очевидно».
– Вы двое – за мной. Остальным ждать, пока мы не дадим знак подойти.
Люди кивают, расступаются, перестраиваются у него за спиной. Они ему доверяют.
Но не успевает Джон Шеска сделать хотя бы шаг из-под защиты деревьев, как на них набрасываются сидевшие в засаде враги.
К тому времени, как Воорт заходит в Музей современного искусства, чтобы встретиться с Джилл и заступить на место телохранителя, он осознает, что возле квартиры Джона Шески поддался оптимизму. Бывший военный, или кто он там теперь, – всего лишь еще один возможный ключ среди десятков других, какие могут привести к убийце Мичума. И любой путь может оказаться тупиковым.
Микки уже в Ланкастер-Фоллзе, думает Воорт. Хейзел все еще возится с компьютерами. Детективы опрашивают соседей Мичума. А другие детективы, в Эванстоне и Сиэтле, заново проверяют «несчастные случаи», при которых погибли тамошние жертвы.
Через вращающиеся двери Воорт проходит в переполненный вестибюль и видит идущую к нему Джилл. Его охватывает столь мощная волна вожделения, что на мгновение он лишается способности мыслить. Бывают женщины, очарование которых усиливается с каждой встречей, словно красота нарастает слоями и каждая встреча открывает больше.
На ней облегающее платье из белого шелка, подчеркивающее изгиб бедер, стройность ног. Левое плечо обнажено, правое пересекает тончайший ремешок. Рыжие волосы заплетены в косу и уложены короной, шею обвивает одна-единственная нитка белого жемчуга. Воорт еще ни разу не видел ее на высоких каблуках. Так она кажется выше, маленькие груди выступают вперед. Джилл словно летит к нему на цыпочках, хотя он и слышит резкий стук каблучков на фоне звуков струнных инструментов и говора толпы.
– Конрад, что ты узнал?
– Ничего.
Она подхватывает его под руку, словно близкого друга, словно у них свидание.
– Ты точно не против того, чтобы застрять здесь на весь вечер? Организаторы обязаны присутствовать, но если ты не хочешь, мы можем уйти раньше.
– Ничего страшного.
Атриум перед входом забит мужчинами в дорогих пиджаках или смокингах и женщинами в вечерних платьях. Большая часть наличествующих драгоценностей обычно хранится в сейфах и застрахована на суммы, какие в Астории берут за целые дома. В бельэтаже струнный квартет Джуллиарда играет Моцарта. На обоих концах главного атриума, у эскалаторов, вовсю работают два бара с шампанским.