Мертвые незнакомцы

Блэк Итан

На третьем этаже один узкий коридор с открытыми дверями, отбрасывающими на выцветший ковер прямоугольники света. Здесь слышен стук по клавиатуре компьютера, где-то кричит (наверное, в телефонную трубку) женщина: «Тебя плохо слышно! Как ты сказал, он вошел в канцелярию посла или в его дом? Куда?»

Сейчас!

Воорт останавливается и прижимает руку к животу.

– Простите, – выдыхает он. Охранник оборачивается. – Я прошу прощения, но… У вас тут есть уборная? Приспичило.

Мгновение охранник колеблется, словно ему приказано

не выпускать Воорта из виду. Но сопровождать посетителя в туалет было бы уже слишком, поэтому он машет рукой на коридор и неохотно объясняет:

– Вторая дверь справа.

Это дает Воорту возможность заглянуть по крайней мере в одну из комнат. Проходя мимо, он задерживается, словно ему на мгновение полегчало, и мельком видит мужчину и женщину, работающих за серыми стальными столами: она говорит по телефону, он печатает на компьютере. Воорт слишком далеко, чтобы разобрать, снимки или графики прикреплены к доскам над столами, слишком далеко, чтобы разглядеть, что за аэрофотоснимки висят рядом. Но что бы там ни было, ясно, что все здесь слишком функционально, слишком уныло для высококлассных, хорошо оплачиваемых управленцев.

За имеющиеся в его распоряжении две секунды Воорт также замечает, что третий стол в комнате пуст, и теперь надеется встретить кого-нибудь в мужском туалете.

– Я сказал, вторая дверь справа, а не первая, – рычит позади охранник.

Воорт заходит в уборную, направляется к писсуарам и действительно видит там мужчину. Надо надеяться, в отличие от охранника и администратора он не знает, что перед ним детектив, и, если правильно выстроить разговор, не станет звонить начальству и повторять все сказанное.

Воорт расстегивает молнию.

– Я буду рад вечером улететь домой, – говорит он устало, обеспечивая логичное объяснение, почему его видят в первый раз. Воорт пользуется писсуаром. Потом подходит к раковине. – Ненавижу этот проклятый город, – замечает он невзначай.

Мужчина тоже подходит к раковине.

– Откуда вы? – спрашивает он.

– Из Бетесда, – отвечает Воорт, полагая, что название престижного пригорода Вашингтона успокоит собеседника, если здесь правительственное учреждение. Воорт знает, что обычно – в девяти из десяти случаев – сотрудники среднего звена понятия не имеют, чем занимаются боссы.

– Я когда-то служил в Форт-Майере, – отвечает тот.

Воорт сушит руки.

– Бедный Мичум.

Мужчина резко оборачивается.

– А что с ним случилось? Его не видно пару недель. Я думал, его уволили.

Воорт изображает удивление, словно это ему не следовало болтать лишнего.

– Забудьте, – говорит он. Нет ничего лучше превосходящих знаний, чтобы убедить человека, что ты свой. – Доктор Шеска сообщит об этом завтра, – продолжает Воорт. – Сделайте одолжение. Не говорите, что я что-то сказал.

Разумеется, это означает, что мужик расскажет всем, с кем работает, но есть шансы, что Шеска не узнает об этом до разговора с

Воортом.

И несколько минут спустя он на верхнем, начальственном, этаже, где охранник отступает, пропуская Воорта в кабинет. Сидящий за столом человек улыбается, встает и протягивает Воорту руку. Это высокий мужчина в шоколадного цвета свитере без воротника, у него круглое, мясистое лицо, на котором выделяются светло-голубые глаза со сверкающими, как обсидиан, зрачками.

– Джон Шеска, – говорит он, крепко пожимая Воорту руку. С левой рукой у него что-то не так.

– Конрад Воорт.

Ореховая стенная секция, неописуемый красно-коричневый ковер и соответствующие ему шторы вряд ли произвели бы впечатление на управленца, рассчитывающего получать миллион долларов в год.

– Мне казалось, я оплатил тот штраф за неправильную парковку, – шутит Шеска, указывая Воорту на диван.

– Я не занимаюсь парковками, – говорит Воорт.

– Это утешает.

– Я занимаюсь убийством, – продолжает Воорт, и светло-голубые глаза собеседника вполне естественно расширяются. Шеска смотрит Воорту в глаза и переводит взгляд на снимок, который Воорт показывает. – Я расследую смерть этого человека.

Он не называет имя, не дает больше никакой информации. Ему надо увидеть, солжет ли Шеска, скажет правду по доброй воле или промедлит, принимая решение.

– Это Мичум Киф! – ахает Шеска. – Умер? Вы это сказали? О Боже мой! Убийство? Господи!

Высокий человек закрывает глаза, крепко зажмуривается, будто надеясь проснуться, а когда он открывает их снова, в них отражается потрясение, какое Воорт много раз видел за время работы в полиции.

– Расскажите, что произошло, – голос Шески дрожит – это либо искренне, либо он – лучший актер, какого Воорт видел в жизни.

Шеска неверной походкой идет к серванту, наливает воды из стеклянного кувшина и залпом выпивает. Он настолько выведен из равновесия, что даже ничего не предлагает посетителю.

«Если он настолько хороший актер и причастен, то у меня только один шанс его обхитрить».

– Умер, – повторяет Шеска тихим, дрожащим голосом, словно до него только начинает доходить. И задает естественный вопрос: – Как?

Полицейский придвигается ближе, чтобы лучше видеть округлое лицо.

– Он и еще один мужчина, – говорит Воорт тихо, начиная с того, что было на самом деле, со слов, к которым Шеска, если он в курсе убийства, будет готов, – застрелены в Центральном парке.

И всего на мгновение на лице седого человека отражается какое-то неправильное удивление. Едва заметное изменение мышц лица, намек на озадаченное расслабление вместо потрясенного сокращения, словно ответ не соответствует тому, что Шеска ожидал услышать. Но Шеска не должен бы ожидать какого-либо особого ответа. Нет, он не вздрогнул. Просто что-то полыхнуло в черных зрачках; вспышка исчезла так же быстро, как появилась, но она была. Определенно была.