Мертвый аул
Шрифт:
Мы сидели потрясенные этой речью с открытыми ртами. Наконец, ко мне вернулся дар речи:
– Понимаем. Спасибо вам за эти слова!
– Да, спасибо! – подхватила Ленка. Аюна тоже закивала – спасибо.
– Ни–че, ни–че! – проговорил Жаргал–багша на бурятский манер, смущенно улыбаясь. – Все хорошо будет. Мама ваша найдется. Главное, вы помните, что вы сильные и пройдете все испытания… Сейчас на кассу подойдите, там возьмете листок, надо будет в ящик Усан–Лопсон положить, ага? Листок возьмете… Там имя мамы и фамилию надо написать. Завтра хурал будет. – по–учительски мягко и настоятельно
– Хорошо, хорошо, – кивали мы. Я достала кошелек и положила на стол несколько сторублевых купюр. Так положено.
– Спасибо еще раз, Жаргал–багша! До свидания!
– До–свидания! Удачи вам! – пожелал лама на прощание.
У кассы, на стойке стояли около десятка маленьких деревянных ящичков, на которых были наклеены бумажки с названиями хуралов. Каждый ящик был предназначен для записок–прошений. Я взяла листик бумаги, ручку, которые лежали тут же на стойке, написала фамилию и имя мамы, год ее рождения и положила бумажку в ящичек, на котором было написано «Усан–Лопсон». Затем вынула из кошелька сторублевую купюру и отдала кассирше.
Вышли мы из дацана, окрыленные и радостные. Атмосфера вокруг, разговор с ламой – все это взбодрило нас, придало сил.
– Ну вот, видите? Даже лама сказал, что найдется! – по–доброму, просто заметила Аюна. – Так что, не переживайте, все будет хорошо.
В эту минуту верилось, неистово верилось, что теперь–то мама точно найдется. Она у нас сильная, непременно все выдержит и найдет дорогу домой.
Мы дошли до конечной остановки 97 маршрута, у которой стояли несколько микроавтобусов, у одного из них, были открыты двери в салон. Мы запрыгнули в маршрутку и расселись.
В салон вошли еще несколько человек, после чего дверь закрылась, и мы поехали. И чем дальше мы уезжали от дацана, чем ниже спускались с горы и погружались в низину города, в будничную жизнь деревянных двухэтажек, супермаркетов, магазинчиков, светофоров, синеньких труб водоколонок, коими усыпан район, пыли и нагревшегося от солнца асфальта, тем мрачнее становилось в моем сердце. Сам факт того, что вопрос – где наша мама – несмотря на уверенный ответ ламы, что «найдется» – все же остается открытым. Ситуация по факту все же «висит», мама где–то там, одна блуждает в дебрях тайги. Вся моя окрыленность испарялась, радость улетучивалась, на сердце снова ложилась тяжесть, которая стала привычной за эти два дня.
Подруга вышла на перекрестке, пообещав приехать завтра и проводить нас.
Солнце уже стояло в зените и вовсю распекало город. Изредка перекидываясь короткими фразами, мы долго ехали в маршрутке, каждый думая об одном и том же. Наша подавленность стала чем–то естественным, общим, и не нуждалась в том, чтобы ее объяснять. Ближе к нашей остановке, сестра начала искать в сумочке мелочь, я молча вытащила из джинсов сдачу с такси и передала ей. Сестра отдала оплату водителю, мы молча вышли и пошли домой.
Я вдруг поймала себя на странной мысли, что я, та, которая никогда не обращалась к шаманам и ламам, второй день ловлю и мгновенно впитываю каждое их слово, как сухая почва капли дождя. Странно видеть себя такой, цепляющейся за тоненькую нить, в надежде вытянуть ответ, полу–ответ из тонкого мира сущностей и духов. Ты начинаешь верить во все. Нет, не так. Ты решительно веришь во все и корректируешь свою веру так, чтобы она оставляла для тебя хоть какую–то надежду.
Вчера
Напряжение росло с каждым часом и все эти ответы – шамана, ламы приближали развязку… Нет, это мозг, измученный неведением, жаждал развязки. Жаждал, подстраивал в голове все их ответы в виде лестницы вверх, где на первой ступени был ответ шамана, что он ее не чувствует, на второй ступени слово ламы: «Найдется», на третьей надежда на помощь со стороны государства: – все это мозг подстраивал так, чтобы физически быстрее приблизиться к логическому завершению истории, потому что на четвертой ступени – последней, на плато должен быть по логике вещей телефонный звонок с радостной вестью: «Нашлась!» После двух человек, которые общаются с тонким миром, должно быть логическое: – Нашлась, вернулась! Но этого почему–то не происходило. Слово – «нашлась» – не хотело звучать. Медлило, пряталось, молчало. И разум на плато сходил с ума от неведения, от не разрешения ситуации, от тянущейся, измывающейся над ним тайной, которая не хотела раскрываться, от застывшего над ним мгновения, которое сломав все законы пространства и времени, неестественно застыло и в этом застывшем состоянии уже два дня.
9 августа. Света.
Известие об исчезновении матери Света получила от престарелого хозяина гурта, где она жила несколько дней вместе со своим гражданским мужем Семой Гуржаповым. С Семой девушка познакомилась за год до нынешних событий. В законный брак они еще не вступили, но уже жили вместе в деревне в отдельном доме. Эта их совместная поездка на гурт, как думала Света, некоторым образом, могла укрепить их пошатывающиеся отношения, поскольку в деревне совместная жизнь пары складывалась довольно странно. Сема с утра уходил на работу, а работал он водителем в администрации, и, несмотря на то, что рабочее время заканчивалось в 17:00 вечера, домой он приходил поздно ночью, потому что все свое свободное время находился у своих родственников. Гражданской жене объяснял свое отсутствие разными причинами: то делать новый сруб для дома, то чинить бесконечно ломающийся ЗИЛ, то перегонять скот с одного гурта на другой. Хозяйство у тетки с дядькой большое – забот у детей и племянников соответственно тоже.
И вот однажды они закрыли свой дом на замок, передали ключи родителям Светы и счастливые ускакали на коне за Витим.
Проведя несколько спокойных и счастливых дней на природе Света почувствовала в душе умиротворение. Так умиротворение, когда счастливая душа, убаюканная светом и теплом, дремлет и мурчит котенком.
Они вставали рано утром, когда огненный шар солнца только появлялся на горизонте. Молочный туман, обожженный первыми лучами, тут же начинал оседать на землю, превращаясь в микроскопические капельки воды. Влажно блестела густая трава в поле перед домом, нежно и трепетно белели умытые росой, ромашки. Яркими оранжевыми пятнами звали к себе саранки. В поле мирно паслись две лошади, спутанные веревочными путами. Позади них, вдалеке подернутые дымкой синели низкие горы.
Конец ознакомительного фрагмента.