Мертвый город Петра
Шрифт:
– Наконец-то! – граф резко встал на ноги и жуткой вытянутой тенью возвысился над хрупкой Ефимкой.
Она с ним седой сделается. Ей едва ли исполнилось семнадцать, а она уже уверена была, что в темных волосах завелась седина.
Тонкими длинными пальцами, холодными, как у нежити, граф Орвил выхватил письмо. Внимательно ознакомился с содержанием и усмехнулся. Все это время Ефимка стояла, не смея пошевелиться и поднять глаза на хозяина.
– Что же ты все при мне робеешь, – он приподнял ее подбородок кончиком указательного пальца. – Неужто видала, как я
Граф Орвил был страшно красив. Бледен и худощав. Явно не юноша, но и не старик. С длинными черными волосами. У него был приятный голос, а вот манера говорить – пугала. Ефимия могла бы влюбиться в своего хозяина, если бы так сильно его не боялась.
– Что молчишь? – промурлыкал граф, отчего Ефимке стало еще страшнее. – Ох и скучная же ты у меня, сокровище мое, – он покачал головой и, наконец, убрал руку от ее лица. – Что ж, время пришло, пора нам покидать Москву. Хватит с нас жить в убогом гниющем домишке…
Ефимия хотела возмутиться. Терем их может и вселял ужас, но убогим уж точно не был.
– Иди, отнеси письма по моим клиентам, а затем собирай сундуки. Да отыщи хорошего провожатого нам в дорогу. Путь не дальний, но такой тернистый…
Девушка покорно кивнула, хотя вообще ничего не поняла. Спрашивать она не решалась. Она прекрасно знала, кому прислуживает – самому дьяволу. Но именно этот дьявол спас ее тогда, когда все прочие отреклись от нее, решив, что она опорочена. Ефимка этого вовек не забудет.
Дождавшись, когда понятливая, но такая пугливая служанка уйдет, Орвил вернулся за инструмент. Он предвкушал тот миг, когда сможет покинуть Москву. Из всех столиц мира, столицу России он не любил больше всего. Напрвляясь в Москву, он прежде полагал, что здесь обретет покой, вместо этого отыскал лишь ненависть и боль. Что ж, быть может, сверши он свою праведную кару, успокоится? Да, одна лишь месть способна даровать ему свободу.
Он вновь ударил по клавишам, уже не заунывно и трагично, а резко и жестко, словно пытался подобрать ту музыку, что отразила бы всю внутреннюю бурю, которая лишила его покоя.
– Не сожалеешь, что ввязалась в это? – спросил ее Петр, довольно осматривая начало строительства Петропавловской крепости.
– Сожалею? – возмутилась Лара, поправляя белоснежную рубашку, – Это честь при строительстве Санкт-Петербурга присутствовать!
Короткие светлые волосы красиво блестели на солнце. После битвы, пусть и недолгой, как хорошее оружие, Лара стала сиять лишь ярче. Она оперлась руками на амбициозный проект города:
– Я ведь и поверить не могла, что все это величие ваших рук дело, император!
Петр предпочел счесть это за комплимент. А Лара и в самом деле вложила в слова свои все. Ведь впервые выйдя еще из своего времени, студентка Лара верила, что Петр Великий не построил город, а нашел его, откопал. И вот теперь, под стук молотков, она чувствовала величие момента. Да, Ларисе Константиновне Вовк нравится быть частью истории, о что еще важнее, ей нравится
– Думаю, ты можешь выбрать место, где твой дворец построим, – Петр встал чуть позади нее, создавая тень.
Приятный ветерок дул с Невы, а вокруг кричали чайки. Если закрыть глаза, Лара могла бы и в самом деле ощутить себя в летний день на пляже Петропавловки. И много странных загорающих людей, в таких неуместных купальниках. Почему-то Ларе не стало дурно от того, что именно здесь последние месяцы до казни доживал Кондраша. Что совсем рядом его казнили. Счастливая особенность ностальгии – рисовать образы, которые хочется видеть, а не те, которые были.
– Правда? – она обернулась на своего императора.
Казалось, они стоят слишком близко, но в глазах Лары не было и намека на смущение.
– Сомневаюсь, что во всей земле русской найдется хоть один человек столь же сильно влюбленный в город, которого нет…
– Нет, вы не правы, – Лара развернулась, опираясь на стол, теперь она была лицом к Петру. – Петербург есть, просто не сейчас. Не относитесь к творению рук своих, как к пустой фантазии. Я восхищена не местом, которого нет, а местом, которое могу назвать домом.
Лариса Константиновна позволяла себе больше, чем следует, но одна из немногих совершенно не злила государя.
– Так где будет твой дворец, ткни пальцем.
– О, государь, – она сделал серьезное лицо, хотя уголки губ то и дело срывались в улыбку, выдавая в ней лукавое кокетство. – Это не так-то и просто! Дом мой будет стоять долгие века, переживет всех, даже меня. Потому, очень важно поставить его в нужном месте.
Она вновь развернулась к плану города, долго всматривалась в проект. А Петр все думал о том, что формы ее округлились. Когда он выловил несчастную утопленницу, она казалась тенью, прозрачным силуэтом. Что ей стоило носить мужской костюм, когда не было в ней женских изгибов? И вот теперь, он не мог не отметить то, что отмечают обычно, поддавшись одним лишь звериным повадкам: крутые бедра, тонкая талия, пышная грудь. Петр знал, что Лариска мало заботится о внешности во время этого путешествия, но что он будет делать, когда они доберутся до более освоенных земель? Когда она, наконец, облачится в платье, затянется корсетом и водрузит на голову модный парик? О, там может быть и до греха не далеко. Но Петр готов рискнуть.
Меншиков, занимавшийся контролем прибывшего камня, недовольно покосился на эту воркующую парочку. Неужто Орвил, жуткое видение, был совершенно прав? Как бы его отыскать? Как бы привлечь в союзники, раз тот так яро хотел помочь… И Марту срочно нужно призвать к ноге. Иначе поздно будет. Лара с лихвой заменит всех, кто теперь окружает Петра.
Словно в подтверждение его тягостных мыслей, Лариса Константиновна рассмеялась и ткнула ноготком в план. Что она там показывает? Хочет дворец на набережной? Меншиков бы хотел. Он бы отстроил себе такие палаты, что с царскими сравнятся. Ведь это он, а не она, был рядом с Петром с самого детства! Так отчего у нее раньше спросили, где дворец ей надобен?