Мёртвый город
Шрифт:
– Неба, Ник.
– Ясного, Рэль.
– Как прошло?
– Да так же, небось, как и у тебя.
– У меня - хорошо.
– Вот и я об этом.
Никлаш полез в карман, достал сэндвич - два куска свежей сдобы и ломоть копчёного мяса посередине.
– Вот, кабанчика сам подколол. Ещё в лесу, вчера, так что всё по-честному... Ну, почти по-честному. Хлеб
Улыбнувшись, Рэлек помотал головой и протянул другу кулёк из листьев лопуха, полный черники.
– Ты безнадёжен, - Ник вздохнул, - как можно протянуть десять дней на ягодках и корешках?
– Можно. Я ведь протянул. А кроме ягод есть ещё грибы.
– Хех... твоя нелюбовь к мясу - это притча во языцех. Если ты похудел хоть на фунт, Фабен будет зол.
Это у стрелков называлось "прогулкой налегке". Между Хельбом и Дицхольмом лежит полоса густого леса, лиг в четыреста шириной. Пять дней пешком туда, пять - обратно. Там, на месте, отметиться на посту у ворот, и сразу же возвращаться. Из леса выйти строго в оговорённое время, к закату стоять перед наставником Фабеном. Весь путь предписывалось проходить поодиночке, из снаряжения с собой иметь: походный ранец, верёвку и охотничий нож. Одежда - только та, что на себе... Ах, да, ещё винтовка и два "хольда" - обычный арсенал стрелков - но так как использовать оружие по назначению позволялось лишь для самозащиты, то в этом походе оно обычно играло роль груза. Вместе с запасом патронов выходило фунтов под пятнадцать - не так уж мало для десяти дней блуждания по лесному бездорожью.
С лёгкой руки Эйвора Страгоса "прогулка налегке" получила второе прозвище: "выживалки". По его словам, на этом испытании изредка погибали даже подающие надежды нойды . Про близость Межи не стоило забывать ни на минуту; если стрелок расслабился - значит, стрелок уже мёртв.
"В любом незнакомом месте у вас есть два проводника, - говорил им Страгос, напутствуя перед первыми "выживалками".
– Первый из них - ваш страх. Втор ой – ваша интуиция. Подружитесь с обоими, научитесь им доверять и правильно понимать их советы - тогда нигде не пропадёте. Первый предупредит об опасности, вторая поможет выбрать верный путь."
Рэлек уже чувствовал: у него получается. Проходя через Хельбский лес в третий раз, он всё время ощущал рядом своих незримых проводников. Ни страх, ни интуиция его не подвели - путь до старого лагеря и обратно на сей раз и впрямь показался немногим труднее обычной прогулки. Впрочем, за три с четвертью года эти безлюдные, почти необжитые места стали ему как родные.
Чтобы нойды не помогали друг другу по дороге, их запускали на "выживалки" с разницей в сутки. Никлаш вернулся вчера, а сегодня просто вышел к условленному месту - встретить... нет, не Рэлека, конечно.
– Ник, я видел Флину в дне пути от Дицхольма. Так что она выйдет завтра.
–
– Досадно до чёртиков... Ладно, давай сюда свою чернику, отнесу в лагерь. Без неё тебе бежать будет ловчее.
– Твоя правда, - Рэлек встал с дерева, поправил на груди ремень винтовки.
– Побегу, а то Фабен и впрямь разозлится.
– Беги, беги, - хлопнул его по плечу Ник, и добавил, подмигнув: - По тебе, дружище, я тоже скучал.
* * *
Пробежав лиг десять, Рэлек позволил себе короткую передышку. Выбрав место у дороги, где не росла колючая мерзость, он присел в тени высохшего дерева. Когда дыхание немного успокоилось, допил то, что ещё оставалось во фляге. Из ручьёв, текущих к северу от Межи, у пастырей воду брать было не принято, как и из самой реки. Даже в Рецхофен каждый день через Ржавую бочки возят. И всё равно каждый год какой-нибудь особенно недоверчивый новичок травится, хорошо, если не насмерть.
"А коли я попью?
– подумалось ни с того, ни с сего.
– Поплохеет или нет?"
Он стянул перчатку, посмотрел на ладонь. Место, куда вонзился ржавый металл, всё ещё ныло, но сама ранка почти затянулась, и на воспаление ни намёка. Завтра, наверное, боль стихнет до неприятного зуда, а послезавтра вместо довольно-таки глубокой дырки останется на ладони лишь свежий алый шрам. Да и тот - ненадолго. Чтобы скрыть собственную живучесть, ему иной раз приходилось особенно заметные ссадины и царапины "освежать" при помощи гвоздя, либо таскать неделями повязки на давно заживших порезах. Летом чернил себе синяки зверобоем, зимой носил рубахи с длинными рукавами, хотя мёрз меньше других. В банные дни поддерживать обман было особенно трудно... Забавно вспоминать, сколько он от прочих нойдов насмешек выслушал за свою осторожность: "Даже Флина, и та себя бережёт меньше, чем наш Двужильный! Боится боли будущий пастырь!" Рэлек насмешки терпел, как мог отшучивался, а сам берёгся. Не боли, конечно, боялся, но разоблачения. Ведь кто-нибудь однажды мог заподозрить неладное. Мыслимое ли дело - "чёрный" с порченой кровью?
В небе высоко над головой парила птица. Здесь крылатые - редкость, а вот мыши как-то прижились, не уходят. И потому пустельга или канюк летают через реку, охотятся.
"Вы тоже сюда не развлекаться ходите, - заметил с иронией Постоялец, пока глаза Рэлека следили за описывающим плавный круг чёрным силуэтом хищника.
– Правда, не полёвки вас привлекают, а зверушки покрупнее".
Рэлек не стал на это огрызаться. Мысль, которую он упрямо гнал от себя, с не меньшим упрямством возвращалась снова и снова.
"Почему меня отпустили? Это ведь никак не случайность, что она оказалась возле дамбы. Наверняка или следила за мной, или там меня поджидала. И просто позволила уйти... Почему?"
"Ты знаешь, почему".
"К бесам! Ничего я не знаю!"
"Просто не хочешь себе признаться".
"Проклятье... Да, не хочу. Потому, что этого... быть не может! Невозможно это, вот и всё!"
Как-то совсем уж некстати вспомнилась ему вторая встреча с Ксаной. Полтора года назад, всего за три месяца до Посвящения...