Мёртвый город
Шрифт:
– Ну да, - согласился Чейд, - кошаки у них и впрямь были такие... рыжеватые. В "пауке" лежали странноватые винтовки, точно не "венделы". И ещё две "саранчи" - на семь-то человек... Бесов хвост. Хищники, значит. Сдаётся мне, ребята, это они сегодня полезут в лес болгов искать. Для них такой прорыв - отличная возможность пострелять по выродкам без лишнего риска для собственных голов.
– А нам, выходит, сидеть на холмиках и ждать, пока они настреляются, - сказал Пешта и подытожил: - Дерьмачи , ржа .
–
– Может статься, вам сегодня тоже "повезёт".
Он ошибся. Наблюдателями им пришлось трудиться до самого вечера; уже на закате по всем кордонам проехали вестовые с приказом возвращаться в Хельб. Охотники (может, Хищники, а может и кто другой) нашли приблудный выводок и сделали своё дело. А дежурившие на холмах нойды даже выстрелов не слыхали.
* * *
Рэлек сел. Хотел было вскочить, да тело отказалось повиноваться. Телу надоело вскакивать, надоело бежать, даже просто стоять на ногах - надоело.
Между тем, рейдер замедлил ход, плавно развернулся и замер в полусотне шагов от упавшего. Из машины выпрыгнули сразу трое, бросились к Рэлеку. Он узнал их: парни из десятки, прибывшей в Рецхофен весной.
– Эй, ты как?! Цел?! Не ранен?!
Вопросы, вопросы... он купался в их вопросах, в звучании их голосов.
– Мы тебя заметили с восточной башни! Почему ты один?! Где все?!
– В крепость, - Рэлек всё же заставил своё тело повиноваться приказам мозга, один из пастырей помог ему встать.
– Двигаем в крепость. Там расскажу.
"Чёрные" переглянулись, подхватили обессилевшего стрелка под руки, потащили к вездеходу. Там ждали ещё двое - бдительный пулемётчик и водитель-анимат.
– Жми домой, Гейн! Возвращаемся!
– Быстро жать?
– Чтоб колёса дымились!
Едва уселись - "паук" круто развернулся и рванул с места так, что в ушах засвистело. Устроившись на заднем сидении, Рэлек через минуту впал в какое-то сонное полузабытьё.
"Я дошёл, - стучало у него в висках, - я добрался. Самое трудное позади... Трудное, но не главное. Главное - оно там, в Мертвеце осталось. Ждёт. Надеется на меня... И всё же я молодец... Молодец..."
Машину тряхнуло на очередном ухабе так, что один из пассажиров не удержался - ругнулся в голос. Но Рэлек ничего уже не чувствовал, и не слышал. Он спал.
12.
– А закаты здесь хороши. Второй день смотрю - прямо душой отдыхаю.
– Привыкнешь.
– К такой красоте? Ой, вряд ли. Ты вот сам неужто привык?
– Да меня они и не трогали. Чем тут восторгаться? Унылость. Пустырь.
– Эх, брат Зелем, не поэт ты, не поэт!
– Верно. И не художник. Зато сплю ночами, как дитё, на луну от избытка чувств не вою.
Стрелок, которого звали Зелемом,
– Ну, вот, - внимательно дослушав до конца, заметил Зелем, - и ведь я в него даже не попал. Славный парень наш Отис, такой речистый.
– Зачем ты его дразнишь?
– удивился Никлаш.
– Он отменно сквернословит, прям заслушаешься.
– Хм... А попадать в него пробовал?
Зелем хмыкнул.
– Если попасть, он промолчит, пожалуй. Дождётся конца моей смены и двинет в ухо. Та ещё радость.
Рэлек мысленно с ним согласился. У мечников рука тяжёлая, и в распухшем ноющем ухе радости никакой.
Видно, судьба их десяткам такая выпала - оказываться в разных местах, да в одно время. Сперва Дицхольм, после - Хельб, а теперь вот - Рецхофен. Восемь месяцев "обкатавшись" в патрулях, группа Чейда заслужила право попасть за Межу. И здесь, в самом северном из форпостов Бастиона, они вновь встретились с ребятами Эммета. В первый вечер закатили праздник: слопали дневной запас провизии и выпили по кружке грога - слабенького, едва-едва разогнавшего кровь по телу. Ник пел свои песни, ему нестройно подпевали. Заглянул на "пирушку" и сам Гемран, послушал парочку баллад, глотнул из кружки горячего и, уходя, предупредил:
"Увижу утром хоть одного во хмелю - всех на тот берег отправлю".
Сказано было по-дружески, но никто не усомнился, что именно так он и поступит. Консул семь лет управлялся с делами в Рецхофене, а это что-нибудь да значит.
С той минуты, как паром перевёз их через Ржавую, прошло уже четыре дня. Обжились, освоились, даже вылазку сделали в паре с другой десяткой - почти до самого Канала доехали, посмотрели вблизи на Мёртвый город. Впечатлились.
Рэлек и сейчас на него смотрел; даже с расстояния в тридцать с лишним лиг погибший исполин внушал мистический трепет. Они с Никлашем забрались на вышку посмотреть закат, но, сказать по совести, здешние красоты только Ника вдохновляли. Зелем был прав, унылые места - холмы, да овраги, деревьев почти нет, одна лишь трава, и та выше колена не поднимается. Но хуже всего - серая колючка. Её на южном берегу тщательно выжигают, хоть росточек найдут - дёрн на добрый фут срезают, заливают горючкой и жгут дотла. А здесь этой дряни целые поля, прямо спасу нет. Стебли прочные, как проволока, иглы твёрдые и острые: походи по такой денёк - добротные новенькие ботинки из толстой кожи превратятся в сущий хлам, который носить уже нельзя, только выбрасывать. Впрочем, едва ли кому-нибудь захочется топтаться по серой мерзости: она не ядовита, но самые кончики игл довольно хрупкие и, вонзаясь в тело, легко ломаются. Редкостная, в общем, гадость. Там, где она разрастается, не растёт больше ничего - ну, хоть разглядеть её нетрудно, и то хорошо.