Мертвый - хит сезона

ДеМайо-Райс Кристин

лестнице, когда в лифт ворвался Андре, принеся с собой вихрь холодного снега и запах

кофе из «HasBean2».

– Доброе утро, – сказал он без особого восторга. – Чудная погода, не так ли? – Он дернул

плечом, поправляя огромную сумку, которую всегда брал с собой. Она выглядела как

обычно, раздутая до невообразимых размеров, как будто внутри, по меньшей мере, лежит

Британская энциклопедия. В офисе его все обходила, чтобы не, но роком не натолкнутся

на это «чудовище».

–

Лифт не работает, – сообщила Лора. – Я собиралась подняться по лестнице.

– О, нет. – Андре помахал своей кофейной чашкой. – Следуй за меной.

Они вновь очутились под холодными порывами ветра и повернули на 38–ю улицу,

огибая край здания. Он взял правее и повернул за угол.

– Такое уже однажды случалось. Тогда был жуткий ливень. Бродвей был перекрыт.

Помнишь? И подвал затопило. А нам нужно было срочно разгрузиться.

Она помнила тот день. Тогда она поднялась по лестнице. Хоть на лестнице было много

народа, но она так и не додумалась спросить, как остальные поднимались наверх.

Продолжая разговор, она спросила:

– Ты еще нашел покупателя для линии?

– В такую метель?! Нет. – Его ответ был кратким. По–видимому, не хотелось об этом

говорить. – Что на счет кнопок? – спросил он, меняя тему.

– Тебе придется спросить Джереми. Он вернется в понедельник.

Они вновь очутились в здании на 38–й, в широком коридоре с мусорными контейнерами

и ящиками. Кое–где на стенах краска облупилась, и сквозь щели можно было видеть

искрящуюся проводку. Тут–то Андре и показал её, то, что она никогда до этого не видела

– грузовой лифт.

– Утро, Олли, – сказал Андре. Олли был чернокожим, ростом в шесть футов и весом под

центнер. У него были усы, и он носили форму швейцара, котораядавно отжила свои

лучшие дни. Он поздоровался с Андре и кивнул Лоре.

Они вошли в грузовой лифт, дверь которого напоминала дверь сарая, и Лора вспомнила,

что сарая–то никогда в жизни не видела. Стенки лифта были обиты грубой ватой. Лора

хотела было опереться спиной на одну из них, как обычно делала в пассажирских лифтах,

но почувствовала, как грубая материя царапает пальто.

Олли вытащила старый стальной механизм из двери, и огромная дверь с лязгом

захлопнулась, когда фиксирующая система скользнула на место. Затем, он положил руку,

на латунную ручку, соединенную с другим механизмом и напоминающую два кусочка

пиццы, и потянулеё к себе. Лифт начал подниматься, и Лора увидела нескончаемый

поток напольных перекрытий, прерываемых вставками дверей с красными цифрами.

Тошнота начала подкатываться к горлу.

– Как долго вы живете в Нью–Йорке, если никогда не ездили на

грузовом лифте раньше?

– спросил Олли.

– Я родился здесь, – сказала она, – и я поднималась в таких лифтах на чердак.

Олли засмеялся.

– Они медленнее спускаются, и двери у них как у машин.

– И кнопки, – добавила Лора.

– Это не настоящий «грузчик». – Олли отпустил ручку, и машина остановилась на этаже

с цифрой «4». – Четвертый этаж, – громко произнес он, словно в лифте был еще кто–то

кроме них.

Они вышли в промозглый задний коридор, затем повернули за угол, чтобы добраться до

коридора с обычными лифтами.

Жалуясь на всю работу, которую он должен был сделать для заказа Бергдорфа, Андре

пожелал ей хорошего дня и скрылся в кабинете. Она вошла в комнату, где работали

дизайнеры, которая, как и ожидалось, была пуста. Можно было просто схватить вещи и

уйти.

Джереми стоял у ее стола, прижимая к себе манекен. Двое ярдов того же черного букле

были задрапированы на спинку стула. Она увидела желтые затирку службы тестирования

ткани. Они предварительно промывали ярлыки тканей точными стандартами, чтобы

оценить, как одежда будет вести себя, после продажи. Именно эти ребята советовали

компаниям ставить на ярлыки «ручная стирка» или « химическая чистка разрешена».

Наблюдая за ним, вернувшимся в офис, делающем то, что он всегда делал, Лору посетило

чувство дежавю. Она знала теперь, что он не гей, и ей казалось, что это позволит ей

сделать его досягаемым. У нее внезапно появился серебряный нож в груди, где было ее

сердце, и этот нож повернулся и скрутил ее внутренности. Ей казалось, что она вот–вот

задохнется.

– Дисторни снова терпит неудачу? – спросила она, перебирая ткань. Текстура стала

тусклой и жесткой, а свободные и мягкие складки куртки теперь выглядели не очень

лестно.

– Я так и подумал, что это ты пришла, когда услышал щелчок двери. – Он не оторвал

взгляда от работы, разглаживая ткань вдоль манекена. На секунду её показалось, что она

по-прежнему может его любить.

– Эта ткань не сочетается с этим стилем, – слова выскакивали из неё как из пулемета. –

Если вам необходимо использовать именно эту ткань, то стоит изменить стиль и добавить

и что–то более стабильное, например, девяностые Шанель–лей.

– Это не будет продано, если не будет сексуальным. – Джереми положил руку на талию

манекена, чтобы переместить его. Внутри неё все вспыхнуло, как будто он переставлял её

саму.

Он раздвинул задние полы куртки и перевернул их, чтобы посмотреть изнанку.